Я продумываю разные сценарии. Может, какой-нибудь отвлекающий маневр, в ходе которого я отдам себя на милость офицеров таможни и службы безопасности? Например, экстренная медицинская проблема: я корчусь на полу зала прибытия, симулируя приступ гастроэнтерита. Смогу я это провернуть? Едва ли. Антона насторожит любой намек на странное или неадекватное поведение. Он будет держать нас на очень коротком поводке, и у него наверняка есть опыт решения вопросов с должностными лицами в российских аэропортах.
Может, попытаться украсть телефон? Очередь к паспортному контролю – удобное место, где можно умыкнуть мобильник из заднего кармана или сумки собрата-туриста. Мне понадобится лишь набрать номер и дождаться гудков. Тихомиров тогда поймет, что это я, установит мое местонахождение и сможет отслеживать телефон. Но если меня разоблачат, наказание будет суровым, а учитывая то, как тщательно за нами приглядывают, разоблачение – наиболее вероятный исход.
Мы возимся с ужином вот уже минут пятнадцать, как я вдруг осознаю происходящее прямо перед моими глазами. Антон во главе стола наблюдает за нами и делает записи в блокнотике на спирали.
Он пишет. Карандашом.
Потом Антон засовывает блокнот в карман брюк, а карандаш кидает на стол между коробкой с пластиковыми ложками и стеклянной банкой с чайными пакетами. Подняв глаза, он ловит мой взгляд, и мы обмениваемся натянутыми, ни к чему не обязывающими улыбками. Ни он, ни я толком так и не поняли, как вести себя друг с другом. Он как минимум дважды пытался меня убить, а я никогда не скрывала тот факт, что нахожу его отвратительным. Не вполне идеальная основа для развития отношений.
Я бросаю взгляд на карандаш. За коробкой ложек я вижу только его кончик. И в ту же секунду у меня в голове созревает полностью оформившийся план. Он ужасно рискованный – настолько, что мне с трудом удается заставить себя перейти к обдумыванию деталей, но это – мой единственный шанс. Однако – парадоксальным образом – мысли о нем приносят некоторую умиротворенность.
Я соскальзываю со своей койки в обмундировании и в носках, медленно, дюйм за дюймом, открываю дверь, опасаясь, что меня выдаст скрип петель. Снаружи темно, но я здесь уже ориентируюсь. Теперь я на маленькой площадке внутри одной из цилиндрических колонн. Напротив – привинченная к стене лестница, ведущая вниз – к морю, а вверх – на палубу. Подо мной – Имбирева будка, а надо мной – Антонова. Чтобы выбраться на палубу, мне надо неслышно прокрасться по лестнице мимо его двери.
Я делаю глубокий вдох и начинаю лезть вверх. Мои носки скользят на холодных стальных ступеньках, я чувствую, как сердце в груди колотится от страха, но заставляю себя двигаться дальше. Из будки Антона не доносится ни звука. Я продолжаю карабкаться, и теперь уже слышу слабое гудение питающего платформу генератора в помещении рядом со столовой.