Среда. Собачьи вахты – 16:00–20:00
Перед ним стоял Найстром, дожидаясь его внимания.
– Докладываю о смене с вахты, сэр, – произнес тот, отдавая честь. – Курс один-ноль-ноль. Назначенный ход двенадцать узлов. Мы делаем двенадцать узлов.
– Очень хорошо.
Значит, уже четыре. Пятый час. Вахта сменилась. Те, кто сейчас освободился, были на постах с тех пор, как он по недомыслию объявил боевую тревогу. Теперь они смогут отдохнуть, и он восстановит неразумно потраченный резерв. Впереди долгое трудное время, и нельзя тратить этот резерв без крайней необходимости. Надо сражаться, как сражался он сейчас, в готовности номер два; половина личного состава свободна и отдыхает, насколько можно отдыхать под грохот орудий и взрывы глубинных бомб. Опыт говорил ему, что американский моряк умеет спать и в таких условиях.
Чарли Коул, как и ожидалось, был при смене вахты на мостике.
– Коммандер, проследите, чтобы четвертое и пятое отделения получили горячую пищу.
– Есть, сэр.
Старпом с явным одобрением отметил, что капитан наконец-то в перчатках, шарфе и башлыке, но болтать времени не было – «Килинг» мчался к новому сражению. Да и двигался он не так быстро, как следовало бы. Еще упущение. Когда они поворачивали прочь от подлодки, Краузе забыл, начисто забыл прибавить скорость. Даже «двенадцать узлов» в рапорте Найстрома его не насторожило. Он потерял по меньшей мере пять минут.
Управление кораблем принял у Найстрома Харбатт, самый молодой из несущих вахту офицеров. У него было свежее розовое лицо, а мальчишеские глаза смотрели из-под башлыка с почти младенческой невинностью. Выглядел он подростком, которому даже лодку в Центральном парке доверять рано.
– Мистер Харбатт!
– Сэр!
– Прибавьте скорость. Попробуйте, как пойдет на двадцати четырех узлах.
– Двадцать четыре узла. Есть, сэр.
На удвоенной скорости они нагонят конвой в четыре раза быстрее. Сейчас Краузе не мог сказать, пройдут ли они этим курсом вдоль правого фланга конвоя.
– Двадцать четыре узла по ГДЛ, сэр.
– Очень хорошо.
Увеличение скорости сразу ощутилось по ударам волн. Как ревут сильные воды[29]. Из рубки Краузе скорее слышал и чувствовал, чем видел, как идет корабль. Вроде бы неплохо.
– Рассыльный!
– Да, сэр.
– Принесите мне чашку кофе. Кофейник. Большой кофейник. И сэндвич. Скажите буфетчику, пусть приготовит мой фирменный.
– Есть, сэр.
В сумерках еле-еле различались последние суда конвоя, упрямо идущие вперед. Теперь Краузе вновь позвала рация. Пришлось расстегнуть башлык, чтобы поднести трубку к уху.
– Дикки – Джорджу! Дикки – Джорджу!