Все это Краузе забыл, когда брякнул звонок рядом с переговорной трубой. Он шагнул ответить и даже не почувствовал боли в ногах.
– Капитан слушает.
– Капитан, сэр, сейчас появился эхосигнал. По крайней мере, я думаю, это он, сэр. Экран сильно рябит. Эхосигнал на пеленге ноль-девять-два, дистанция девять миль, сэр. Теперь исчез. Не уверен, сэр.
Повернуть в ту сторону или сохранять прежний курс? Сейчас они движутся к пересечению потенциального эхосигнала с конвоем; лучше идти тем же курсом.
– Кажется, снова он, сэр. Точно не уверен.
Несколько дней кряду радар работал почти идеально, так что сейчас ему было самое время сломаться. А на таком расстоянии – Краузе знал числа, но все равно машинально извлек квадратный корень и умножил на коэффициент – лодку в позиционном положении увидеть на радарном экране почти невозможно. Так или иначе, этим курсом можно идти еще несколько минут.
– На каком пеленге этот сигнал от «Доджа»? – спросил Краузе в трубу. Он мог бы прикинуть в уме и в пылу боя положился бы на свой расчет, но сейчас, удивительное дело, время не поджимало.
– Ноль-семь-ноль, дистанция тринадцать с половиной миль, сэр.
Радарная антенна у «Доджа» ниже, чем у «Килинга», и подтверждения он дать не сможет. Значит, пока нет надежды получить перекрестный пеленг.
– Очень хорошо, – сказал Краузе.
– Если это эхо, сэр, – сказала труба, – то дистанция и пеленг не меняются. Может быть, это что-то с экраном.
– Очень хорошо.
Возможно, это дефект радара, а с другой стороны… Краузе вышел на правое крыло мостика и поглядел за раковину. Конвой неприлично сильно дымил. Капитаны выжимали лишние узел-два, стремясь занять место в строю, и вот результат. Ветер слабеет и меняет направление, так что дым поднимается выше, чем вчера; его должно быть видно миль за пятьдесят. С подлодки в девяти милях вполне могли заметить дым, и, если она продолжает наблюдение за конвоем, пеленг и дистанция вполне могут оставаться постоянными. Что пользы в радаре, если суда, которые он должен защищать, видны противнику далеко за радиусом действия радара?
В душе Краузе, когда он задавал себе этот вопрос, не было горечи. Эта стадия осталась позади, как и стадия охотничьей лихорадки. Последние сутки значительно его закалили. Правильное воспитание в детстве, учеба в Аннаполисе, долгий опыт в море; все это не так важно, как двадцатичетырехчасовая схватка с врагом. С поручня, за который он держался, откололась корочка льда. Под релингом висели капли воды. Стремительно теплело. С оттяжек капало. Вымпел оттаял и плескал на ветру, как и положено. Краузе был совершенно спокоен, несмотря на возможное присутствие немецкой подлодки в пределах дальности его орудий. И разница между этим спокойствием и вчерашним волнением вовсе не была следствием усталости или апатии.