Есть места, сложно конвертируемые в чужой культурный опыт. Интровертные, они автоматически излучают «трудности перевода». Правда, касается это чаще всего «промышленных центров» – индустриальных бройлеров, лишенных рефлексии и привычки взгляда со стороны. Индустрия заменяет им историю, а заводские выбросы – логику культурного слоя.
Странность Феррары в том, что она, кутаясь в малярийные туманы, точно в меха, словно бы бежит подробностей, спрямляя исторические лабиринты до прямолинейной логики камня…
Некоторые комнаты служат лапидарием для надгробных памятников с кладбища в Чертозе, архитектурных элементов разрушенных ренессансных зданий, мраморных изделий вроде кафедры XVI века из трапезной чертозского монастыря.
Ну или же, например, есть в одной из комнат деталь центральной колонны с площади Ариосто, позже снесенной, – голова Наполеона и рука, держащая глобус (1810). Осколки, обломки, обмылки. Куски, полустертые фрагменты, части, эпизоды. Целое крыло Каза Ромеи устроено согласно подчеркнуто «научному подходу», заставляющему расставлять каменные артефакты по ранжиру, хотя правильнее было бы (в духе «если бы директором был я…») не пестовать мнимое наукообразие, но создавать меланхолические инсталляции. И пусть они напоминают о романтических поэмах, повергающих даже самых рационально настроенных посетителей в состояние последних пылко влюбленных, уязвленных остротой собственных чувств. Сила их была позабыта с юных времен, но внезапно открылась под влиянием правильного музейного фэншуя, использующего «атмосферную» подцветку.
Иногда здесь выставляют актуальное искусство, живопись или фотографии большого формата, хотя даже инсталляции, кажется, не могут заполнить голодную кубатуру комнат, охочую до внимания теплокровных.
Ухоженная ветошь, напомнившая мне, о чем не сразу догадываешься, дома Помпей или Геркуланума, извлеченные из-под слоя смертоносного пепла. Они так же опустошены и доведены до крайности: есть общий рисунок стен, дверных и оконных проемов, аркад внутреннего дворика, мозаик полов и некоторых конструкций, вроде избыточно широких лестниц, каминов, крюков или пушечных ядер, создающих контрапункт белым и серым мраморным плитам с раскрошенными или обломанными краями. Возможно, древнеримские ассоциации возбуждаются из-за особенностей стенных рисунков в Зале сивилл: женщины в ниспадающих одеждах, богатых складками, но с отсутствующими (стершимися) лицами, словно бы обмениваются свитками, вьющимися на ветру. Сивиллы инсталлированы внутрь горного ландшафта, накрывающего их, подобно волнам со старинных японских рисунков, с головой. Но первоначально кажется, что это, может быть, даже не волны, но магма, разевающая смертоносный зев, чтобы затем обрушиться со всей силы на беззащитных прорицательниц. Конечно, это горная гряда, однако вулканические (и даже японские) ассоциации бессознательно действуют на восприятие, подталкивая его в сторону археологии.