Синефилы знают, что «За облаками» (1995) снимал не Антониони, после инсульта не способный ходить и разговаривать, но хлопотливый Вим Вендерс, коммуникацию с которым взяла на себя русская жена Антониони. Он связал три антониониевских скетча в альманах, объединенный фигурой рассказчика, чью роль исполнил Джон Малкович – и провалил свою задачу избыточной многозначительностью. Из-за чего «За облаками» все время норовит сползти в пародию на великое кино. Этому не мешает даже загробная практически интонация, с какой Антониони прощается не только с профессией, но и с жизнью. Разумеется, это фильм-эпитафия, автоэпитафия и реквием для человека, прожившего после этого малоудачного эксперимента еще 12 лет.
У Феррары тех времен было свое непостижимое очарование, заключавшееся в беззаботности и аристократизме, с которыми она открывалась своим жителям. Только им.
………………………...............
От зеленоватых цветов конопли поднимались облачка дурманящей пыльцы; разносясь по городу, она кружила головы феррарцам. От нее ошалевали даже фашисты, устраивавшие отвратительные шабаши «с местным колоритом», то есть с налетом фрондерства.
Первоначально «За облаками» я смотрел на видеокассете с экрана телевизора, затем – с монитора компьютера, теперь – с планшета. Цифра растекается и плывет, создавая дополнительный туман изображению, – но это входит в правила игры, которую не я выбрал. Просто у нас была великая эпоха, а затем она закончилась. Угораздило ж меня родиться после всего, притом что это далеко не конец.
Больше всего меня прельщала идея взглянуть на Феррару сквозь призму придуманной хронологии, чтобы события, относящиеся к разным периодам, перепутывались. Потому что именно такая Феррара мне по душе…
Я хорошо знаю, что такое нероман, тянущийся одиннадцать лет, но Чердачинск совсем не Феррара, хотя конопля по всему околотку растет и у нас. Правда, с туманами напряженка, как и с историей, которой практически не было, а от той, что разворачивалась здесь последние 300 лет, вообще ничего не осталось. Зато столько же (если не больше) провисаний и пауз, пустоты и бессобытийности; пространства, набитого временем; времени, вытекающего куда-то в сторону, будто бы из пробитого воздушного шара; теней и предчувствий, которым не суждено сбыться; обмолвок, случайных взглядов, подслушанных разговоров, нерожденных детей. Идеальное поле для «некоммуникабельности Антониони». Города-побратимы. Уезжаешь, точно покидая одно из своих неотчуждаемых состояний.
Дело в том, что их история, все эти бесполезно проведенные часы, всегда с ними, независимо от того, отдают они себе в этом отчет или нет. И чтобы наполнить смыслом этот переживаемый ими час, нужно обладать фантазией, которой нет ни у него, ни у нее: здесь нужно придумывать, изобретать одну за другой каждую из этих минут, жесты, слова, цвет стен, деревьев за окном и штукатурки дома, что напротив…