— Ульрих, — пробормотал Матиас, словно отвечая на мой вопрос.
— Дикий? — уточнил я.
— Еще какой дикий, — подтвердил Ларсен, — разговор, похоже, будет тяжелый. Он всегда был противником нашего присутствия на острове. Жаль, что не пришел сам Готфрид.
— Будем надеяться, что Торбьорн его образумит.
— Сомневаюсь. — Ларсен пошире расставил ноги, так, словно противостоял порывам ветра.
— Что это вы притащили с собой? — выкрикнул Торбьорн, находясь от нас еще метрах в тридцати.
Ларсен помолчал, давая делегации островитян подойти ближе, затем ответил:
— Белый флаг — символ мира. Мы пришли с миром Торбьорн.
— Надо же. — Торбьорн остановился в нескольких метрах от нас, Ульрих последовал его примеру. — Один человек уже убит, Готфрид ранен, и после этого вы, размахивая белой тряпкой, говорите, что это символ мира. Вы удивительные люди — чужестранцы, пришедшие с Большой земли. Интересно, если вы перебьете всех жителей острова, тогда вы, наверно, вывесите очень большой белый флаг.
— Торбьорн, — я шагнул вперед, — поверь, никто из нас не убивал Алрика.
— С чего нам верить тебе, мальчишка? — Ульрих не скрывал своего недоверия. — Ты выгораживаешь своих соплеменников.
— Выслушайте меня, — я говорил как можно быстрее, пока меня еще слушали, — выслушай, Торбьорн, и ты, Ульрих. Когда я думал, что один из моих соплеменников причастен к смерти Алрика, то сам рассказал об этом Фрее. Поверьте, если бы я сейчас думал так же, то не стал бы никого выгораживать, а первый потребовал бы суда над убийцей.
— Это только слова, — фыркнул Ульрих, — не знаю, когда ты успел так выучить нашу речь, но слов ты можешь говорить много. С чего нам им верить?
— С того, что я мог бы попытаться обмануть тебя и Торбьорна, но это значит обмануть и Фрею, а этого я никогда не сделаю.
Торбьорн непонимающе нахмурил густые брови, а я уже собрался с духом и выпалил:
— Не сделаю, потому что люблю Фрею. Я люблю дочь твоей сестры, Торбьорн, а она любит меня.
— Что ты несешь, малец? — Торбьорн сделал несколько шагов вперед и остановился в паре метров от меня.
Мне показалось, что я вижу, как мысли пробегают у него в голове, так усиленно он наморщил лоб, пытаясь понять услышанное.
— Так вот почему она так странно себя вела эти дни.
Глаза Торбьорна мрачно смотрели на меня сверху вниз. У меня было ощущение, что я разговариваю с медведем, который еще не решил, насколько он голоден.
— Почему же тогда ваш человек посмел выстрелить в конунга? — Ульриха явно не очень заинтересовала моя история любви.
— Потому что среди приехавших к вам вчера был тот самый раненый. Если бы вы увидели его рану, то тут же решили бы, что именно он убил Алрика.