Богатые, к ним отошли мальчики и девочки, отцы и матери которых имели иномарки и подвозили на них в школу своих (только своих) детей, на всех переменах толпились в одном углу, в ближнем углу к буфету.
Средние, к ним отошли мальчики и девочки, отцы и матери которых имели «жигули» и прочие отечественные «дребезжалки», как называли их богатые, почти всегда толпились у окна коридора, выходящего на центральную улицу. Их отцы и матери тоже подвозили детей в школу. Но довольно часто не только своих, но и соседских, и даже просто попутчиков.
Бедные – к ним отошли мальчики и девочки, отцы и матери которых не имели никаких машин и если иногда подвозили своих детей в школу, то только на велосипедах и реже на мотоциклах, – бедные на переменах чаще всего оставались в классе, не подходили к буфету и не заходили в него.
Однако резкого, необратимого раскола класса сразу не произошло. Все первоклассники, второклассники, третьеклассники, естественно, были, оставались и остаются одного возраста. А сверстников всегда тянет друг к другу. К тому же (это автор рассказа говорит для взрослых читателей языком взрослых) капитализм, как и социализм, развивается скачками – производства (экономика) то взлетают вверх, то рушатся вниз, назад и даже вбок. А вместе с производствами – промышленным, сельскохозяйственным – поднимаются и рушатся и судьбы людей…
Еще в первом классе Генка Колосков подружился с Андрюшкой Ревякиным. Крепко подружился. Однажды Генка и Андрюшка набрались смелости и попросили Софью Сергеевну разрешить им сидеть за одной партой. И Софья Сергеевна разрешила:
– Молодцы. Я уважаю людей, которые умеют крепко дружить и ценить дружбу. Будет очень хорошо, если вы сохраните ее на всю жизнь.
Генка и Андрюшка дружили все крепче. Жили они на одной улице, а через полгода Ревякины переехали в новый большой-пребольшой дом, еще ближе к маленькому и неновому дому Колосковых.
Отец Генки работал в больничной котельной. Мать рядом с отцом – в больнице санитаркой.
Отец Андрюшки работал в банке. Мать Андрюшки тоже рядом с отцом – в том же банке. Когда Андрюшка первый раз сказал Генке о том, что его родители работают в банке, Генка с трудом подавил желание расхохотаться:
– Как это – в банке? Какая же должна быть большая банка? Ты же видел у дяди Сережи Буркова корчагу. Во какая – не обхватишь, а в нее только гольяны да пескари лезут. Большая рыба не заходит. Ленкам, красноперам она маленькой кажется. А ты – в банке работают. В банке люди не могут работать.
…Стали Генка с Андрюшкой жить ближе. Стали ходить в гости попеременно: Генка – к Андрюшке, Андрюшка – к Генке. На ковры-хрустали Ревякиных Генка внимания не обращал. В гости ходил он не к коврам-хрусталям – к другу своему Андрюшке. Не обращал внимания на то, что Альбина Андреевна, мать Андрюшки, увидев его, Генку, морщиться начинала, будто листок щавеля кто ей в рот, красной краской накрашенный, сунул. Не к ней ходил Генка – к Андрюшке. Не обращал внимания и на то, что, стоило ему только переступить ревякинский порог, Альбина Андреевна панически взмахивала рукавами жар-птичьего (разрисованного жар-птицами) халата: