… – Хорошо еще тогда отделался, – вспоминал много-много позже Михаил Петрович. – Могло все действительно трибуналом закончиться. Куда только пьянка человека не заведет…
Ну да Бог с ними, с наградами. Самая высокая награда для тех, кто с войны живым вернулся, – жизнь. Честно признаться, мы там, на передовой, в аду кромешном, иногда раненым завидовали. Руку, ногу потерял – и совесть чиста: за Родину кровь пролил, и дорога, что к смерти вела, к жизни вернула. Впереди не дни и годы в траншейной грязи, слякоти, в снегу, во льду, на крови настоянных, кровью замешенных, – дом родной, мать, жена, дети, невеста… Вместо зла и ненависти – любовь и забота…
Те же, кому не везло попадать под пули и осколки, а потом уходить, уползать, уезжать в тыл, те же, кому не повезло, в конце концов, попасть под пули и осколки так, чтобы враз отмучиться и укрыться от всего ужаса войны, от ежечасного, ежеминутного ожидания смерти, что хуже самой смерти, – держались, не сходили с ума в немалой степени благодаря водке. Выпьешь залпом кружку, остудишь снежком губы и на бомбу, летящую с неба, не как на жаворонка, но уже не закрывая глаза смотришь.
Выпьешь перед атакой за себя и за того парня, который несколько минут назад с тобой рядом в окопе стоял, а сейчас с дыркой во лбу на дне его лежит, стиснешь зубы покрепче и пошел вперед в полный рост – как матросу, как русскому солдату положено, пошел.
Да… Каких только чудес не бывает… Отбухал я четыре годана «передке» – на передовой линии, значит. Бессчетное количество раз под артобстрелами, под бомбежками бывал, не один раз в атаку ходил, а вернулся с фронта с ногами, с руками, царапины не в счет, серьезных ранений не имел… Вроде бы не имел… И все так считали: счастливчик, да и только, – и сам так считал…
Ан нет, ошибся… Принес я с войны рану, другим невидимую, но пострашнее всяких прочих ран, – дыру черную. Где она находится – и сам не знаю: в голове ли, в сердце ли, в душе ли… Дыра эта черная, рана незаживающая – привычка к водке, к спирту.
Затянется эта черная дыра, вроде бы как даже зарубцуется – месяц, а то и побольше водку, спирт на понюх не надо. Утащат, бывает, меня на свадьбу или за какой-нибудь другой стол, уставленный бутылками и закусью, нальют водки в рюмки, стаканы, вы же знаете, что сейчас и на поминках водку в стаканах подают, да еще и верхом налить стараются, – я не пью. Не могу пить, и всё. Никакие уговоры не помогают…
Но пройдет несколько дней после той же свадьбы или поминок – откроется моя фронтовая рана – черная дыра, и пока ее ведром водки не зальешь – не закроется, не захлопнется. Сам себе не рад, остановиться не можешь. Страшнее всех ран эта черная дыра. Ведь от этой болезни не только сам страдаешь, все родные – жена, дети – мучаются… Пьешь и сам себе не рад, думаешь: уж лучше бы там, на фронте, прихлопнуло, чем так себя мучить и людей мучить.