Скорость бегущей под ногами ленты начала замедляться, выводя Ингеборгу из раздумий, и она посмотрела на сенсорную панель беговой дорожки. Выставленное время тренировки подошло к концу, и автоматика сбросила скорость ленты, начиная заминку. Надо же, как быстро… Она надеялась, что капитан вернётся в зал за этот час. Жаль. Спустя пять минут тренировка закончилась, и девушка сошла с дорожки. Блондинка извлекла из ушных раковин гарнитуры, отключилась от развлекательной сети и прислушалась к наступившей тишине.
– Господин Порфирьев? – позвала она. – Дяденька злой капитан! Я всё!
Ответа не последовало, и Ингеборга прошла вглубь капитанского номера. В роскошной ванной было пусто, и Порфирьев обнаружился в спальне. Кровать в президентском люксе была столь же роскошна, как всё остальное, и постеленный на ней недалеко от края односпальный комплект постельного белья на огромной поверхности смотрелся сиротливо и, мягко говоря, бомжевато. Односпального пододеяльника на капитанские метр девяносто пять не хватало, и Порфирьев спал, накрыв голову декоративной подушкой. Из-за чего мягкий свет ночника, включившегося при входе Ингеборги в спальню, не попадал в глаза спящего. Девушка подошла к кровати, осторожно наклонилась над капитаном.
– Злюка! – ласково позвала она, аккуратно убирая с его головы подушку. – Я закончила!
Порфирьев открыл один глаз, смерил её сонным взглядом, сразу стал хмурым и недовольным и угрюмо прорычал:
– Я счастлив за тебя. Теперь потеряйся. Дверь сама захлопнется.
Он закрыл глаза, собираясь спать дальше, и попытался вновь закрыться подушкой.
– Можно мне принять душ? – Ингеборга убрала подушку с капитанской головы так, чтобы он смог нащупать её сразу.
– Дома примешь! – рыкнул Порфирьев, пытаясь нашарить подушку рукой, не открывая глаз.
– Ну, дяденька, ну пожалуйста! – девушка сделала по-детски жалобный голос, но шутка никак не подействовала на капитана, и она печально вздохнула: – Так не хочется грязной влезать в чистую одежду. У меня полотенце своё и гель для душа, я ничего не трону…
– Да иди уже мойся, только отстань! – недовольно перебил её Порфирьев и, не найдя подушки, натянул на голову одеяло.
Из-за недостаточной длины одеяла его ступни оказались открытыми, и Ингеборга осторожно пощекотала ноготками подошву капитанской ноги.
– Твою же душу, что ещё?!! – злобно рявкнул Порфирьев, приподнимаясь на руке.
Под его колючим взглядом Ингеборге стало не по себе, и она с опаской произнесла:
– Вы сказали, что кто-то из нас постоянно должен быть в поле зрения камеры…
Глаза капитана недобро сверкнули, но вдруг сделались грустными и усталыми.