— Магистры уехали на рассвете, ваше высочество. Сказали, обратно в столицу.
Отпустив служанку, Шу снова уставилась в окно. Значит, на рассвете. И ей не показалось — это в самом деле был Люкрес. Ее жених. То есть официальной помолвки, наверное, не было, но… он же приехал к ней? Только почему-то сразу уехал, даже не поговорил с ней…
А, хватит гадать! Надо просто спросить у Медного.
Именно это Шу и сделала, едва явившись в столовую и усевшись за стол напротив шера Тавоссы — седого, с военной выправкой и шрамом на половину лица. Надо же, раньше Шу и не замечала этого шрама. Вообще ничего вокруг не замечала, если уж начистоту.
— Фортунато, зачем приезжали его высочество и шер Бастерхази?
— Посмотреть на ваше высочество и грозовую аномалию, — невозмутимо отчитался Медный.
— И что сказали?
— Что вашему высочеству следует вернуться в крепость Сойки и еще год учиться у дру Бродерика и капитана Герашана. — И, опередив очередной нетерпеливый вопрос Шу, добавил: — Для вашего высочества оставили письма. Три штуки. И коробку. Ваше высочество получит их сразу после завтрака. И прошу вас, сначала прочитайте, а потом уже спрашивайте.
Пожав плечами, Шу пожелала всем приятного аппетита и принялась за завтрак. Что ж, она помнит уроки шеры Исельды и будет неустанно тренироваться. Во всей Валанте не найдется ученицы прилежнее! Так что в следующий раз, когда она встретится с Люкресом, она будет похожа на настоящую принцессу, а не растрепанного пажа. Так-то.
С письмами и коробкой, в которой что-то копошилось и царапалось, она чинно и благородно ушла в свою комнату. Правда, половину дороги бежала бегом — но никто ж не видел!
Пока бежала, мысленно перебирала возможности — что же в коробке? Заглянуть в нее, не открывая, не получилось: подарок был окутан невидимой и непроницаемой воздушной пленкой. Насколько могла понять Шу, это заклинание еще и успокаивало то существо, что находилось внутри.
Так кто же тут?
С отчаянно бьющимся сердцем Шу поставила коробку на стол, вскрыла ее — и восторженно взвизгнула. В коробке сердито зашебуршали и заклекотали, требуя не орать и выпустить скорее из тесноты.
— Красавчик, ты мой красавчик, — заворковала Шу, обеими руками вынимая белоснежного ястреба.
Тот смотрел на нее любопытными глазами-бусинами и шевелил когтистыми лапами. По его оперению проскакивали жемчужно-голубые и сиреневые искры, такие знакомые и приятные на ощупь, что Шу не устояла. Прижала птицу к себе и прикрыла глаза, вспоминая — как это было во сне.
По всему телу тут же разлилось тепло, губ почти коснулись другие губы, запахло грозовой свежестью, разгоряченным мужским телом и морским ветром с отзвуками сосен, мокрого песка и оружейного масла. Сумасшедше прекрасный запах!