— По-моему, все просто. Следует ограничить производство и продажу водки. Министр здравоохранения доложил мне, что с научной точки зрения безвредной дозой являются тридцать граммов водки в день. Получается около двух бутылок в месяц. Будем продавать водку по талонам. Вот так, и никак иначе.
— Не только водку, — горячо вмешалась в разговор Супруга. — Люди пьют дешевые вина. Они называются бормотухой. Их надо вовсе запретить. Мне говорили о страданиях женщин, мужья которых напиваются бормотухи. Я уверена, что для нормальной работы и нормальной жизни бормотуха вредна не меньше водки.
Генеральный Секретарь еще раз улыбнулся и сказал:
— Ну вот и договорились. Водку и вино по талонам. Усиление государственного контроля за производством спирто-водочной продукции. Идеологическому отделу ЦК начать широкую кампанию по пропаганде трезвого образа жизни. Безалкогольные праздники, новые советские ритуалы, исключение алкогольной темы из фильмов и художественной литературы.
Советник кашлянул деликатно и заметил:
— Следует предусмотреть усиление мер против самогоноварения. Может начаться подпольная торговля водкой и другие негативные последствия. Кроме того, часть населения начнет употреблять всякого рода суррогаты. Травиться начнут, товарищ Генеральный Секретарь!
— С первой проблемой справятся силовые структуры. Это их забота. У нас не Америка. Это там сухой закон привел к разрастанию криминальной сферы и появлению организованной преступности. У нас все пройдет организованно, под строгим контролем и при полной поддержке основной, сознательной части населения.
Супруга сказала:
— Все женщины поддержат эту программу.
Генеральный Секретарь нахмурился и продолжил:
— Не будем делить общество по такому искусственному признаку. Поддержать должны все. А что касается отравления суррогатами, то это — личное дело каждого. Кто хочет отравиться — пусть травится. Нам такие не нужны.
* * *
Район Балтийского вокзала — дурное место. Вокзал строили на окраине, за Обводным каналом. Наверное, барахло всякое подвозили к железной дороге и увозили от нее по воде. Как это была грязная, поганая окраина, так и осталась. Сколько город на юг ни тяни, сколько новых дорог и домов ни строй, все без толку. Помойка была, помойка и есть. Как будто постарались все сделать через задницу. Рядом еще один вокзал — Варшавский. Все дальние поезда, большинство электричек отходят оттуда. А метро догадались построить на Балтийском. Целый день, круглый год, каждый час мрачные колонны топают промокшей обувью по грязной дороге от одного вокзала до другого. По земле уезжать тоже плохо. Дороги забиты и разбиты. Тяжелые грузовики идут один за другим, воняя могучими выхлопами и содрогая дома и мосты. Трамвайные рельсы острыми лезвиями повылезали из колдобин и режут покрышки, как плавленые сырки. Клумба на привокзальной площади — ее, наверное, задумали как место культурного отдыха ожидающих пассажиров, взглянуть бы на этого придурка — стала такой же, как многие клумбы у многих вокзалов маленьких провинциальных городов, — пустые бутылки, разбитые ногами остатки газонов, пара-другая спящих или полуотрубившихся забулдонов, самое грязное и противное место в городишке. В общем, постарались от души.