Если стоять к Балтийскому вокзалу лицом, то слева от него начинается широкая полупустая дорога без трамвайных путей и троллейбусных проводов, ведущая куда-то туда, где мало кто из ленинградцев бывал и о чем мало кто чего-нибудь знает. Это — Митрофаньевское шоссе.
Вначале по нему еще ездят туда-сюда машины, которым чего-то нужно на вокзале, суетятся какие-то мужики в ватниках и бабы в болоньевых куртках.
Потом движение размывается и улетает, дорога становится почти пустой, гнать можно — хоть сто двадцать, только не налететь на яму, которых полно на ровном в других местах асфальте. По бокам — бетонные заборы, заезды на разные базы, склады и хозяйства, рубленые сельские домики и дощатые длинные бараки. Места много, все как-то пусто, грязно и неуютно. Жизнь здесь начинается рано, к полудню все разъезжаются по всяким извозным и строительным делам, оставляя лужи, бараки и заборы мокнуть в тихом безлюдье.
Дальше дорога почти кончается. Прямо — такие колдобины, что на «Жигулях» страшно, да и делать там вроде бы нечего. Только здешние и особо хитрые знают, что через сто метров луж и камней будет поворот налево к бензоколонке, на которой никогда нет очередей и почти всегда есть бензин.
Границу асфальта и грунтовки тогда пересекала узенькая асфальтовая дорожка. Направо она никуда не вела, все поворачивали налево, крутили налево руль, головы и глаза и при этом повороте замечали, что едут по кладбищу. По левой стороне дороги, за почти всюду сломанным ограждением, в низине, залитой тонким слоем радужной водицы, криво и косо стояли, медленно, незаметно глазу, падали и лежали в лужах могильные плиты. Тонкие хилые деревья, брошенные в грязь на могилы косые штабеля бетонных свай угрюмыми знаками скотского безразличия показывали, что умерли не только те, что лежат на кладбище, но что сдохло и само кладбище в том странном смысле, в котором могут умирать неживые сущности.
Кладбище было сначала с одной стороны дороги, потом с двух, потом кончалось. Дальше был какой-то странный и всегда пустой железнодорожный переезд, потом крутой поворот налево, вверх, виадук над многими путями, поворот туда, поворот сюда, глухие заборы по бокам узкой дороги, вдруг впереди показывалась улица с троллейбусами, и отвыкшие от шумного движения города пассажиры вываливались вместе с забрызганной грязью машиной на площадь у Московских ворот и ехали дальше, скоро переставая различать себя в потоках Московского проспекта и забывая только что покинутый странный кусок родного Ленинграда.
— Я хотел сюда вчера заехать, да Наташкина мамаша чего-то придумала стиральную машину нам отдавать. Не попал. Ну ладно, сейчас быстро возьмем.