— А ты что же не на вахте?
— Так я ж двое через двое.
Женя загасила сигарету о торец подоконника, потёрла слюнями и встала. Полы халата рухнули вниз, закрыв ноги до щиколоток, шёлк облип тело, сосед ясно увидел, что на женщине нет никакого белья, даже трусиков, его пробило желанием сверху до низу, шёлк переливался узором красок в лучике солнца, мозг раскапывал отбросы памяти, добираясь до воспоминаний о танцплощадке в Новоржеве тридцать лет назад, нашёл, и Женя услышала запинающееся робкое предложение:
— Может зайдёшь? Выпьем, у меня рябина на коньяке есть.
Женя хотела в ванную, но привычка брать у мужчин всё и всегда заставила задуматься. Нога на всякий случай согнулась в коленке, высунулась из халата, сосед не выдержал, заскрёб левой рукой в волосах, выпить в общем-то хотелось, но были дела, да и сосед…
— Анна Григорьевна узнает, нам с вами караул случится.
— Не узнает, рано ещё.
— Анна Григорьевна и вчерашние сто грамм унюхает. Спасибо, Владимир Фёдорович, больше в местах общего пользования курить не буду.
Женя единым шагом спряталась в уборной, сосед постоял, послушал туалетные звуки, пошёл к себе в комнату, где не было ни одной хорошей вещи, ни одной радости жизни, кроме пыльной бутылки рябины на коньяке, да и её попробуй открой. Он сел на стул, денег не было ни копейки, на улицу выйти было не в чем: Анна Григорьевна копила на кооператив, оставалось ждать прихода дочки и провести вечер в привычном одурении под громкую долбёжку пианино и крысиный шорох жены. А там и тёща выйдет из больницы, хоть бы ей ножницы в пузе зашили. Владимир Фёдорович надел очки и стал читать в «Блокноте агитатора», самом дешёвом издании, которое он мог выписывать как передовой рабочий и член партии, статью о подготовке сельхозтехники к зиме.
Женя умылась, побрила подмышки под горячим душем и быстрыми широкими шагами, чтобы поменьше шуметь, укрылась в комнате.
Там было тихо, два окошка немного пропускали свет сквозь занавеси, в тишине летала пыль, обозначая объём жилища, пыльно мерцал стеллажик с книгами, шкаф с одеждой, на левой стороне нелепо-роскошно был развешен огромный магнитофон «Юпитер» с двумя колонками. Ещё был стол, почти чистый, с двумя стаканами, пустой бутылкой «Ошакана», банкой шпрот с мутью на дне и стеклянной пепельницей.
У правой стены — трёхспальный матрас на низких деревянных козлах, на нём — цветное бельё, в середине — Антончик, покоивший искусственный сон тихим храпом. На столе у кровати — шприц, блюдечко, красное от марганцовки, вата, пустые бутылочки «Солутана» — лекарства от бронхиальной астмы, которое Женечке выписывали в поликлинике и которое служило сырьём для производства эфедрина, средства, любимого Антончиком, открывавшего ему всегда и всем закрытые двери. Вчера они были на тусовке, там выпили, а уж дома Антончик добавил вина и дуриловки.