Женечка не кололась, выпивала, но не до поросячьего визга; голова, однако, болела. Она надевала синие джинсы, белую кофточку с короткими рукавами, сверху жилетик без рукавов с красными и синими цветами, смотрела на мужа, он был вторым и, как Женя понимала, не последним, и думала, что хоть он пьёт, ширяется и деньги зарабатывать не умеет, но песни пишет крутые, и вчера сам Гребенщиков сказал, что впервые за год не имеет претензий к тексту.
Ах, всё бы ничего, и Антончик свою группу наверняка соберёт, и деньги будут, да сейчас-то их нет. Женечка работала театральной кассиршей, зарплата была семьдесят восемь рублей, дефицитные билеты ей не доставались, а хоть бы и достались, всё разобрала бы за спасибо сайгонская тусовка. Она посмотрела по карманам, нашла две копейки на полке стеллажика, пятак в брюках Антончика, всего получилось двадцать восемь копеек, как раз на двойной кофе в «Сайгоне». А деньги были нужны. За квартиру, мелких долгов набралось, струны надо было купить, Женя считала, считала — и вышло, что надо где-то достать двести рублей. Сердце испугано похолодело от огромности суммы, она несколько раз вдохнула глубоко, сунула мелочь в нагрудный кармашек, в джинсы было не забраться, больно попа толстая, и тихими половицами, головой в плечах, выбралась на улицу в спокойное тепло и светлое солнышко. Она шла по Литейному, единственное цветное пятно среди тёмных одежд горожан, на неё смотрели мужчины, голова свежела от солнца и воздуха, настроение улучшалось, она верила: «Сайгон» поможет.
«Сайгоном» называлось самое удивительное кафе в Ленинграде. Вообще в те времена некоторые предприятия общественного питания получали имена по столицам закордонных государств, имена, которые официальными властями не признавались, нигде не записывались, но были хорошо известны в некоторых кругах молодёжи Ленинграда. Недалеко от «Сайгона» находился «Ольстер» — что-то вроде пиццерии в начале улицы Марата; на Среднем проспекте столовую с пивом называли «Лондон»; был «Рим» на Кировском проспекте, имевший специальный характер в силу популярности у студенток медицинского института, были и другие столицы; главным был, конечно, «Сайгон».
Входили в него с угла Невского и Владимирского. Там варили хороший кофе, там давали бутерброды с рыбой, там разливали коньяк и даже с девяти утра, там можно было сидеть на подоконнике и курить под табличкой «Курить воспрещается». Там тусовались и молодые и старые, без дела и с делами, в том числе денежными и тайными, там была жизнь среди унылой маршировки окружающих улиц.