Собственно говоря, он уже стоял у дверей «Сайгона».
Дверь — всем известный предмет. Это, как правило, четырёхугольный кусок твёрдого материала, способный к повороту на петлях и закрывающий дырку в стене сооружения. Дверей очень много, и человек уделяет двери внимание в особых случаях, например, если она очень грязная, плохо открывается или по особенному разукрашена. Однако, если подумать, дверь, помимо примитивной функции воротиков-поворотиков, несёт на себе груз многих и древних смыслов. Говорят: враг у дверей. Значит, мы внутри. Английское слово «foreign» означает «иностранец», но вначале значило: тот, кто за дверью. Дверь отгораживает домашний уют от враждебности окружающего мира, дверь — защита, дверь — наиболее вероятное место вторжения, дверь — покой и дверь — тревога.
Происхождение таланта тёмно, но проявления его отрицать нельзя. Дверь в «Сайгон» была чрезвычайно талантлива, быть может, гениальна. Это была единственная дверь в Ленинграде, которая, не прячась, не скрываясь за полотнами многих других дверей, за проходными с толстыми тётками или злыми милиционерами, а, напротив, открыто расположившись в центре города, на перекрёстке двух роскошных проспектов, на самом углу, видная отовсюду, даже с Аничкова моста, достойно принимая нелёгкий дар неких сил, решительно и безотказно отделяла «нас» от «них», то, что внутри, от того, что снаружи, то, что любишь, от того, что тебя ненавидит.
Снаружи был Советский Союз. Внутри — «Сайгон». Внутри были люди с советскими паспортами, они платили монетами с советским гербом и бумажками с портретом Ленина, были там, наверное, члены партии и ещё чёрт знает кто, но идеология дохла в гнилостных миазмах «Сайгона», головы людей были гораздо больше кулаков, советский строй они не любили, коммунизм строить не хотели, хотели жить, да жить-то им не особенно удавалось.
Волшебство двери было таким сильным, что советская власть не уничтожила её, оставив по некоторым причинам в покое это странное место. Потом советская власть исчезла вместе с Советским Союзом, исчезли грозные и высокоответственные обязанности двери, она не захотела закрывать дырку в обычную грязную помесь кофейни и разливухи, желание было услышано, и первый же начальник города из политиков новой волны приказал переделать это место под торговлю ваннами и унитазами. Дверь ушла вместе со страной, которой противостояла, сгорела в чистом пламени костра, теперь на её месте хлопает какая-то никому не интересная импортная идиотка.
Женя миновала дверь десять минут назад. Первый зальчик, вроде прихожей, был полупуст, жизнь шла во втором. Там по левую руку была длинная стойка с тремя кофеварками и тремя лихими тётками, работавшими с бешеной скоростью и имевшими на кофе бешеные деньги. Справа высокие полукруглые окна открывали виды Владимирского проспекта, туда никто не смотрел, у окон были накиданы кульки, сумки и портфели, в одном проёме сидел Сержантик, маленький чёрненький юноша в чёрном морском кителе, рок-музыкант неопределённого дарования и пристрастий. Видно было, что он слегка не в себе, то ли его мутило, то ли летал в астрале.