Глаза привыкли к свету, он увидел немолодую женщину, худую, пыльную, но с краской на губах. Она была не очень трезвой, поэтому реакция замедлилась, Андрей довольно долго разглядывал её, размышляя, чем может заниматься и на что жить это создание, очевидно, бывшая заключённая, из города, может быть из Ленинграда, очевидно, довольно давно уже отбывшая срок и поселение и оставшаяся здесь по какой-то необходимости или выгоде. Когда-то она наверное нравилась каким-то тоже пыльным мужчинам; привычки не совсем пропали, губы были собраны в пародию кокетливой улыбки, глаза искали одобрения, фигура изогнулась, и одежда не была простой — на ней был сарафан с довольно пёстрой блузкой. Контраст остатков пакостной молодости и убогого настоящего был противен, а тут ещё он осознал отвратный запах — не обычный запах вонючего жилища: густую смесь плохой еды, помоев, пота и животных, — а нежилую свежесть с тонким наслоением кислых старых одеял, окурков, рвотных масс и всякой прочей дряни.
Пока он размышлял, разглядывая в тусклом свете эту странность, она увидела и поняла, кто перед ней. Шагнула вперёд, раскинула руки и громко завизжала:
— Ой, Гришка!
Подбежала, обняла его за шею и даже на короткий миг повисла на ней, приоторвав ноги от немытых поверхностей брёвен пола. Это напомнило Андрею старый фильм, виденный давно, «Путёвку в жизнь», да, наверное, и было слизано оттуда, — он не верил, что даже этот примитивный эпизод могли родить фантазия и чувство. Смотреть на это было неприятно, но он давно уже привык к тому, что вроде бы неглупые, нормальные ребята, даже и с деньгами, охотно принимают ласки страшных баб. Они, конечно, не могли иначе, других тут часто не было вообще; от этого он снова вспомнил тех, весёлых, наверху за дверью. Григорий был доволен, обнял даму:
— Ну, Жанна, здорово. Принимай. Вот мы с Андрюхой тебя навестить решили.
— Да уж заходите. Да чего делать-то. Водку всю выпили, девок моих разобрали, ё…ри все спят.
— Тебя-то не разобрали.
— Гришка! — снова взвизгнула она, довольная и возбуждённая призывом. — Да для тебя любая соберётся.
Они сдвинулись вместе, повернулись спинами к Андрею, обнявшись крест-накрест за талии. Он уже слишком был мыслями дома, его передёрнуло отвращение к вульгарности сцены; тут Гриша повернул голову, улыбнулся, подмигнул и сказал:
— Ну, Андрюша, давай. Тут поищи, всё найдёшь. А нас полчасика попрошу не беспокоить.
— Как это полчасика?! — захихикала и завизжала Жанна. — Ты давай-ка постарайся.
— Я постараюсь, так ты лопнешь.
И, не обращая больше ни на что внимания, только на жжение кожи, нервов и мозгов, они в ногу, но наоборот, то есть Гриша с правой, а Жанна с левой, двинулись из сеней внутрь дома через могучую дверь из сплоченных пластин, скреплённых старинными коваными стальными полосами.