Они удалились в лес на безопасное расстояние, лица горели от нечистого возбуждения, первое возлияние богу совершили впопыхах, выпив сразу помногу, чтобы полегчало, и тут раздался удалённый голос владыки. Это был вопль ярости и страсти, могучий и бесстыдно похотливый. Девица ответила пронзительным визгом страха или желания. Они пили вино и ели мясо под вопли и стоны страсти, под запах пота и крови, долетавший с моря. Юноши заснули, царь продолжал пьянствовать в одиночестве.
Когда ночь усыпила детей земли, он поднялся на ноги и нетвёрдой походкой дошёл до места торжества страсти и смерти. Там не было ничего, никаких следов, запахов, цепи тоже исчезли. Царь взглянул на небо, слёзы потекли из глаз, смочив ресницы, щёки, волосатую грудь. Ему стало легче, взор прояснился, где-то наверху за сферической твердью небес он почувствовал силу превыше земных богов, всей волей, любовью и знанием устремился к Ней, и ему показалось, что небо ответило тихим, прохладным и кратким уколом, от которого заныло сердце, закружилась голова. Царь упал на песок и заснул мёртвым сном сильно пьяного и усталого человека.
Царица любила богоравного супруга, уважала его ум и образованность, ценила как возлюбленного, восхищалась несказанной мощью мышц и гибкой негой тела. Она умела чувствовать его настроения, поэтому ночь провела беспокойно не только из-за желания, горевшего на коже, но и воспринимая далёкие сигналы горя, непонимания и усталости. Царице стало тоскливо, она поёжилась под тенью навеса, и нежеланное, отгоняемое сознанием воспоминание заполнило мозг и расцвело ярким уродливым бутоном.
Почти полгода назад, когда закончились зимние дожди, когда дворец не начинали строить, Инженер учился в Мемфисе, а стена и пол существовали только в мыслях царицы, в трёх поприщах от Кносса на берег высадились северные варвары. Они немедленно ограбили близлежавшие крестьянские хозяйства, сволокли в лагерь около вытащенных на берег чёрных судов кучи еды, посуды, разного хлама. Пригнали скот, красивых девушек, впрочем, и некрасивых тоже. Для грубых варваров все критянки сходили за красавиц.
Земледельцы были беспомощны перед бандитами. Те не признавали дискуссий и уговоров, да и языка не знали, понимали только силу, а сила в бою имеет свойство убивать. Убийства себе земледелец в начале сезона позволить не мог: долгие ритуалы заняли бы у него слишком много времени. Тут-то и нужен был царь с войском, умелым в бою, не связанным с сельским циклом, опытным в молитвах, ритуалах и очищениях. Армия царя, несколько десятков воинов и рабов, сверкая медью и распевая гимны богу войны, охотно выступила в поход, не сомневаясь в лёгкой победе и предвкушая увесистую крестьянскую благодарность.