Он увидел поляну, обнажённые тела приближённых царицы, пустые телесные оболочки двух северных фавнов и двух отвратительных оборотней, люди были живы, хотя утомлены до полусмерти, а божества исторгнуты яростью сильного в подземные миры. Когда Балих проходил мимо, один из мужей очнулся и опёрся о локоть, другой рукой ища оружие, лежавшее неподалёку — огромную дубину с каменными и медными вкладышами; Балих увидел Фиолетовую, бледную, с бледными же пятнами размазанной косметики, но продолжил бег, предоставив подданных их судьбе. Он увидел капли крови, разноцветные кусочки ткани, побежал по острым камушкам, достиг края рощи и увидел лежавшую окровавленную царицу в остатках разодранного платья и нескольких грубых крестьян, пьяных, с венками на головах, стоявших, качаясь, над царицей, уже еле видной в быстрых сумерках, и глядевших на неё с тупой и тяжёлой похотью.
Он поднял её на руки, побежал к домам, её надо было лечить, помогать, спасать, он мог сделать это, только он, и ему выпало счастье прийти на помощь, добежал, не чувствуя дыхания, до своего жилья, тут навстречу выскочили старухи, вцепились в него, стали орать, плеваться и царапаться, он понял, что царица тоже стала нечистой и что её следует отнести в царский дом за чертой города, единственное место, где она может находиться, не нарушая запреты.
Глава 8.
Игры в священной роще
Старухи знали своё дело лучше молодых. Они освободили царицу от остатков одежд, парика, украшений, все вещи с предустановленными знаками почтения сложили в разные отделения красивого резного сундука, стали тщательно омывать неопасные по отдельности, но множественные ранки, царапины и ссадины, они делали всё так ловко и скоро, что помощь Балиха, несмотря на всё его умение, не требовалась, он лишь возжёг огни и был рад тому, что запреты не воспрепятствовали его присутствию в доме; он ждал, он умел терпеливо ждать, окончания обработки и начала лечения, которое он так хорошо умел делать. Он сбегал домой, спешка не помешала хладнокровно и профессионально собрать всё необходимое, он ещё раз удивился подарку отца — небольшая сумка, но помещается очень много полезного, вернулся и стоял, смотрел, смотрел на чёрных от загара и от старости прислужниц, на их груди, болтавшиеся полупустыми мешочками, на грудь царицы — он задохнулся от желания, на её лицо, которое он впервые видел без парика и которое, хотя царица была без сознания, глядело упрямо и серьёзно. От нечего делать он стал рассматривать комнату, точно такую, как у него, лишь расписанную и разрисованную охранными знаками, удивился их слабости и нежеланию критян посылать молодёжь шумерских родов в жреческую школу Урука, и тут одна старуха неожиданно сказала ясным повелительным голосом на царском шумерском, без акцента, с очень красивым выговором, то слово, которое месяц назад, открыв уста, молвила царица: