Причина смерти (Лещинский) - страница 72

— Исцели!

И обе вышли. Балих очнулся, сел на низенький столик рядом с кроватью, с тёмным покровом, на котором лежала царица и куда стекали капельки её крови, раскрыл сумку, нужный мешочек сам прыгнул в руку, он взял белую тряпочку, приготовленную удивительными старухами, стал мазать вокруг ранок, потом капал из сосудика с очень узким горлышком; кровь останавливалась на глазах, зашивать он ничего не стал, некоторые ранки заклеил тканью, другие должны были затянуться сами; он перевернул царицу навзничь, она стала приходить в себя, попыталась застонать. На спине ранок не было, она ползла на животе, но тут он увидел явные следы насилия, ещё кровь и, настороженный этими знаками, поймал слабый козлиный запах. Ярость тепло и сильно ударила по глазам, вискам и ушам, он отложил её на потом, чтобы насладиться местью не спеша и воочию. Серьёзных ран от насилия не было, он всё тщательно промыл, повернул царицу на бок и, пользуясь коротким временем перехода от забытия к сознанию, боли и несчастию, сумел дать ей смесь вонючей коричневой жидкости от беременности — впрочем, он не был уверен, что она справится со злой силой фавна, и сильной кровотворной и укрепляющей настойки, которую он приготовил из воды, оставленной старухами, и сиропа, подаренного отцом. Опять положил царицу на спину, достал из сумки маленький ножичек в виде лепестка лилии, блеснувший в золотом свете холодным блеском неведомого ему металла, сделал надрез у внутренней части локтевого сгиба, добавив ещё одну ранку ко множественным, испещрившим нежную кожу, и стал медленно капать третью жидкость, быстро уходившую в ранку и уносившуюся током крови. Теперь, он знал, лихорадки не будет, и царица проспит ровно сутки до следующего вечера. Балих так устал, что вид обнажённой красавицы не удержал его от желания сладкого сна. Он вышел в другую комнату, строго сказал старухам на царском шумерском:

Царица уста открыла и молвит, вещает своему целителю:
Целитель, ступай, прикажи моим слугам:
Мой сон нарушать они да не смеют!
Молчание и бодрость да с ними пребудут.
Зов услыхав, пусть ко мне поспешают.

Пошёл домой, лёг на кровать и уснул глубоким сном-обмороком, как медведь зимой в далёких северных странах.

Следующим утром проснулся с ясным сознанием, хорошим настроением, стал думать о царице, план возник в его мыслях. Он исцелит свою возлюбленную — он так хотел заботиться о ней, что даже в мыслях не называл её по имени на Крите, где защита была непрочна, а боги многочисленны и непуганы. Затем она очистится, это не будет трудно, её нечистота не коренится в ней самой, а привнесена насилием, и Богиня не потребует слишком многого. После этого, сразу после очищения, царица спросит у Богини, как очиститься Балиху. Он готов к тяжёлым ритуалам и испытаниям, но очищение должно состояться, поскольку место существует и выбрано верно. Затем они с царицей уедут в Урук. В её согласии он не сомневался, он помнил её тело тогда в шатре, помнил пленительные знаки наслаждения, которое ей давали его ласки, мягкую покорность его воле, стремление исполнить его высказанные желания и угадать невысказанные, какими бы странными и непристойными они ни казались маленькой царственной крестьянке. И не к вонючим дикарям хотел он ехать с царицей, нет! Она стала бы одной из первых дам величайшего города, супругой наследника, сияющим солнцем красы Шумера. У Балиха уже была, конечно, жена, и права её были бесспорны и неотменяемы, но обращались они на два однодневных ритуала в году, не требуя ни любви, ни ложа; он относился к ней так же, как к огромному, сверкающему золотом и камнями парику, надевавшемуся на те же ритуалы, настолько же бесспорному и неотменяемому. Если же его гордая супруга возжелает быть первой, они уедут в Киш, прекрасный город с богатой библиотекой и жреческой школой, он сделает Киш интеллектуальным центром страны, вложит в него свои знания, ум и силу, Киш станет второй столицей Шумера, равной Уруку, а Балих правителем, равным Гильгамешу, который не возразит этим начинаниям, давно уже считая концентрацию всей жизни в Уруке несправедливой по отношению к другим городам союза и неверной с точки зрения безопасности страны. Оставался Минос, великолепный красавец с упругим изгибом мышц и деревенской образованностью. Балих мог уговорить его, предложить что-нибудь в обмен, увести царицу тайком, или вторгнуться на Крит во главе шумерского войска, не войска даже, а так, ополчения одного из кварталов Урука. Война была законным и уважаемым способом добычи женщин и не могла вызвать осуждения в цивилизованном мире людей и среди богов.