– Успокойся, Эльзика, – произнес отец, – или мы сейчас все заплачем.
Тут вошел Абду, приблизился к отцу и сообщил, что ему звонят.
– Скажи им, что мы молимся, – ответил папа.
– Но, сэр… – смущенно возразил Абду и что-то прошептал.
– И что?
– Она сказала, что хочет извиниться.
Все промолчали.
– Скажи ей, не сейчас.
– Хорошо.
Абду поспешно возвратился к телефону, взял трубку и что-то забормотал. Затем, к своему облегчению, мы услышали, как он повесил трубку и вернулся на кухню. Значит, она не стала настаивать и скандалить. Значит, этот вечер отец проведет с нами.
– Ну что, давайте поедим? – предложила мама.
– Отличная мысль, – повторил я.
– Я голодна как волк, – добавила бабушка Эльза.
– Твоя жена – ангел, – прошептала бабушка папе.
После ужина мы перешли в маленькую гостиную, и бабушка Эльза, как всегда на таких сборищах, попросила отца поставить ее любимую пластинку – очень старую запись квартета Буша, которую держала у себя в комнате, опасаясь, что кто-нибудь ее испортит. Я еще днем заметил ее возле радиоприемника. Значит, бабушка Эльза заранее продумала музыку.
– Вот, – и она подагрическими пальцами осторожно достала из выбеленного конверта покоробившуюся пластинку. Это была бетховенская «Благодарственная песнь Божеству от выздоравливающего». Все сели, и заиграло адажио.
Старая пластинка на семьдесят восемь оборотов шипела, помехи заглушали музыку, но никто этого словно не замечал: бабушка рассеянно и заунывно мурлыкала себе под нос, отец закрыл глаза, Эльза восхищенно кивала в такт мелодии, как делала порой, когда пробовала купленный на черном рынке швейцарский шоколад, – так, будто хотела сказать: «Разве человеку под силу сотворить такое чудо?»
Вот он, весь мой мир, подумал я: две старушки корчились в немом отупении, отец мечтал оказаться не здесь, мама листала французский журнал мод, думая обо всем и ни о чем, но в основном о муже, который знал, что она ничего не скажет в тот вечер, скорее всего, спустит дело на тормозах и впредь никогда словом не обмолвится о случившемся.
Я жестом показал маме, что хочу пойти погулять. Она кивнула. Папа молча сунул руку в карман и протянул мне несколько банкнот.
Рю Дельта кишела людьми. Был первый вечер Рамадана, и выстрелы, оповещавшие об окончании поста, прогремели три часа назад. Повсюду стояли непривычный гул и суматоха, прохожие собирались группками, преграждая дорогу машинам, отчего становилось еще шумнее и оживленнее; в воздухе витал запах праздничной выпечки и жареных угощений. Я поднял глаза и посмотрел на наш дом: свет на нашем этаже горел только в гостиной и в комнате Абду. До чего же тусклый, скудный свет по сравнению с яркими разноцветными лампочками, висевшими на всех столбах и деревьях: казалось, будто электричество в нашем доме понемногу слабеет и в любой миг потухнет. Освещение Старого Света, старых людей.