Эми чуть не высказала все это Фрэнку, но не стала. Она смущалась, чувствуя, что влюбляется в него. Ему было около пятидесяти или чуть больше. Вероятно, его жизнь наполнена расследованиями, плохими новостями и чудесами. Эми представляла, как летом он ездит на мотоцикле под беспощадным солнцем, останавливается в домике у озера, рубит дрова и добывает себе ужин, расхаживая по лесу с ружьем голый по пояс. Вообразив его загорелую волосатую грудь, Эми сглотнула. Он был вдовцом. Хотя бы это она знала. Видимо, работа заполняет всю его жизнь, он, несомненно, с головой окунется в это дело.
Это была официальная пресс-конференция, единственная, на которую согласилась Эми. Ричард, который мог бы помочь в такой ситуации, выглядел совершенно безучастным, с каменным лицом стоял рядом и раскачивался, явно чувствуя себя столь же неловко.
– Благодарю за то, что пришли, – начал Фрэнк. – Мы собрались здесь, чтобы обсудить исчезновение пятилетней Эммы Грейс Таунсенд, уроженки Лонгвью. Если у кого-нибудь из ваших знакомых есть информация, пожалуйста…
Эми не слушала его, сделав вид, что он говорит о ком-то другом, из другого города. Это не ее Эмма Грейс. Не может такого быть, чтобы вся страна искала ее дочь. Эми не могла даже думать о том, что будет, когда Эмма вернется – последствия травмы, терапия. Как они это оплатят? А если она станет еще более замкнутой, эмоционально нестабильной или получит физические травмы?
Придется всю жизнь посвятить реабилитации дочери. Они уволятся, залезут в долги, и Робби будет есть деревянной ложкой и сам о себе заботиться. Нет, такое не может произойти с их жизнью.
Ричард ткнул ее локтем – оказывается, настала ее очередь говорить. И что тут сказать? Эми посмотрела в камеру номер один, но ей велели повернуться ко второй. Она откашлялась и услышала свой голос, который говорил какие-то глупости.
– Мама тебя любит. Если ты меня слышишь, вернись домой. Ты нам нужна. Если кто-то забрал Эмму, пожалуйста, верните ее. Ей нужна семья.
Какая нелепость. Никто не объяснил ей, что говорить, и как только стандартные просьбы слетели с языка, Эми услышала чье-то хихиканье в дальнем углу залитого светом зала. Фрэнк сжал ее плечо. Эми повернулась к нему, ища взглядом одобрение, и Фрэнк кивнул – она сделала все как надо.
Следующие двадцать минут они отвечали на вопросы журналистов. Как минимум двадцать раз Эми спросили об отношениях с дочерью. Кто-то явно копал в этом направлении. Наверное, соседка услышала ссору, одну из миллиона, и выдала Эми, потому что никто ее не любил. Кто-нибудь в школе признался, что Эмма всегда была в синяках и носила одну и ту же грязную одежду. Карла могла сказать, что была Эмме вместо матери, а Эми плохо обращалась с девочкой. Ее распнут.