На царской пристани выстроилась большая группа встречающих в составе жрецов, знати и военачальников, одетых в белые официальные одежды и в сопровождении не менее нарядной свиты.
Как только Мерен и Тинат ступили на берег, звонко запели трубы, а многолюдное собрание разразилось приветственными возгласами. Великий визирь подвел почетных гостей к приготовленной для них паре роскошных колесниц. Обе повозки были обшиты листовым золотом и отделаны драгоценными камнями, так что сверкали и искрились в ярком свете солнца. Тянули их не менее роскошные упряжки из собственных конюшен фараона: одна была белой, как молоко, другая – вороной, как черное дерево.
Мерен и Тинат запрыгнули в колесницы и погнали коней. Колесо в колесо они ехали по царской дороге между рядами каменных сфинксов – два воина в боевых доспехах и облачении. Им предшествовал конный эскорт, а позади следовала сотня царской стражи. Голос толпы гудел над ними, подобно урагану.
Далеко позади шли в своем неприметном обличье Таита и Фенн, пробираясь через колышущуюся, беспокойную толпу, пока не достигли дворцовых ворот. Здесь они остановились и, взявшись за руки, окутали себя заклятием сокрытия, с помощью которого незамеченными проникли между стражами в большой царский зал. Маг и девушка расположились в сторонке от роя придворных и сановников, заполнявших помещение.
На помосте в дальнем его конце бок о бок восседали на тронах из слоновой кости фараон Нефер-Сети и его супруга. Голову фараона венчала голубая военная корона, называемая хепреш: высокий головной убор с боковыми накладками, украшенными дисками из чистого золота, а спереди на нем крепился урей с переплетенными головами кобры и коршуна, символами Верхнего и Нижнего царств. Лицо фараона не было раскрашено, обнаженный торс демонстрировал шрамы, полученные в пятидесяти битвах, и мышцы груди и рук, по-прежнему крепкие и упругие. Таита изучил ауру царя и обнаружил, что она выдает стремление к свершениям и упорство в исполнении долга. На царице, сидящей рядом с ним, тоже красовался урей, но волосы ее подернулись сединой, а на лице лежала печать скорби и печали по детям. Аура ее выглядела сумбурной и неуверенной, раздираемой сомнениями и виной. Горе ее было глубоким и безысходным.
Полководцы Мерен-Камбиз и Тинат-Анкут простерлись ниц перед царскими тронами в знак почтения.
Фараон встал и поднял руку. Глубокая тишина объяла собрание. Когда Нефер-Сети заговорил, его голос эхом отражался от высоких колонн из песчаника, вздымавшихся от постамента до разрисованного потолка.