– Уфф, загнали старика! – Шумно сопя, мужчина уперся ладонями в колени. – Ну вы резвые, молодежь! Утром хрен разбудишь, ночью хрен найдешь! А вон, гляньте-ка, ночью нашел! Ха! Ха-ха!
Он загоготал искренне и заразительно. Его совершенно не интересовало, понравилась ли кому-нибудь его не слишком удачная шутка. Он просто от души веселился, довольный собственным остроумием.
– Вы откуда такие красивые, молодежь? – отсмеявшись, спросил он. – Тут же на километры никого в округе! Даже такие старые пни, как я, нечасто попадаются…
От Софьи не ускользнуло, что на слове «красивые» черные глаза бегло ощупали Дину. Вот же старая похотливая козлина! – улыбнулась про себя Софья. Старичок оказался потешным, того гляди начнет глазки строить!
– Мы отдыхать приехали. У меня тут дом на Луговой. Койву, знаете? Софью Матвеевну? Это бабушка моя.
– Не знаю я никакой Софьи Матвеевны… – Густые брови сошлись к переносице, черные глаза двумя клещами впились в девушку. – …но это не показатель! Она меня тоже вряд ли знает!
Мужчина вновь схватился за бока, захлебываясь смехом.
– Обхохочешься с вами, молодежь! – Он вытер слезящиеся уголки глаз краем рукава. – Откуда мне здесь кого знать? Я три года назад дом купил, чтобы на охоту ходить. Только чокнутую эту с холма и видел. Ну и этих еще… там, в начале села живут…
– Тухкины, – подсказала Софья.
– Тухкины, ага! – Мужчина довольно хлопнул ладонью по бедру. – Не брешешь, точно местная! А я думал, вдруг озорничает кто? Тут ведь одну избу поджег – остальные сами вспыхнут.
Он потеребил бороду и без перехода выпалил:
– Молодежь, а хотите выпить? Я ужинать как раз собирался. У меня уже и стол накрыт. А то я уже две недели людей не видел…
Голос его едва заметно дрогнул. Из-под внешней жизнерадостности ненадолго показало унылое лицо тяжкое одиночество пожилого человека. Наверное, поэтому первой отреагировала мягкая и чуткая Дина.
– Ну если только ненадолго…
Все вдруг поняли, что уже долгое время стоят неподвижно, на радость кровососущей орде. Остро захотелось куда-нибудь под крышу, подальше от несносных комаров и липкого болотного духа.
– Да хоть на полчасика! Хоть на десять минут! – оживился мужчина. – По рюмочке пропустим, чтоб дорожку ко мне запомнили. У Егорпалыча и самогончик, и водочка, и даже винцо найдется!
Он лихо подмигнул Хайдуллиной, и та, не выдержав, звонко прыснула.
– Я в нем, вообще-то, уточек вымачиваю. Но винишко хорошее, тут не беспокойтесь! Егорпалыч дрянью поить не станет! Это я – Егорпалыч, Кокорин моя фамилия, такие дела вот…
Сбивчивый монолог он закончил возле избы. Отворил дверь, широким жестом пригласил внутрь. Жилище пожилого охотника оказалось маленьким – комната хоть и просторная, но всего одна. В центре – огромная русская печь, сложенная из кирпича, на ней – слоеный пирог из полосатых матрасов. Возле окна массивный широкий стол, застеленный газетами, на нем – мутноватая литровая бутыль, небольшая сковородка с яичницей и вскрытая банка тушенки. Вместо стульев две широкие дубовые лавки. В дальней стене находилась еще одна дверь, за которой негромко тарахтел дизель. В красном углу угадывался иконостас, уставленный оплывшими свечками. Разглядеть детальней мешал тусклый свет лампочки-сороковки.