Мы поднимались всё выше и выше, уже изнемогая от жары. Не то чтобы воздух прогрелся до духоты, он по-прежнему был свежим и прозрачным, каким бывает только в горах, но солнце жарило, как в аду, трудно дышалось, тело обильно потело и чесалось. Я давно перестал обращать внимание на пейзажи и смотрел только под ноги и почти перестал удивляться тому, как, по каким приметам Уро удаётся разглядеть тропу и уверенно вести наш отряд то по лесу, то по пологим холмам, поросшим молодой изумрудной травкой.
Остановились мы только на закате у озерка, покрытого льдом. Деревья здесь не росли. Куда ни кинь взгляд, видны только валуны самых причудливых очертаний. Солнце уже не грело, и недвижимый холодный воздух медленно вымораживал всё вокруг. А когда подул ветерок, мне захотелось лечь на камни, свернуться калачиком и умереть. Запылал костерок, застучали о лёд топоры. Я побрёл к озеру, чтобы помочь соплеменникам и сбросить странную апатию, парализу ющую мою волю.
Пили прямо из полыньи, и, как ни странно, мне от ледяной водички стало легче. Появилась бодрость в теле, и будто стало теплее… У костра погрызли подмёрзшее, окаменевшее сушёное мясо и, прижавшись друг к другу, уснули. А утром, едва я раскрыл глаза, вспомнились лермонтовские строки:
Ночевала тучка золотая
На груди утёса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя…
И другие его:
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Чувствовал я себя так скверно, будто вчера был избит и брошен без помощи. Еле поднялся, чтобы как-то размять окоченевшие мышцы. Вышел в путь уже смертельно уставшим и брёл как слепой, различая всё словно сквозь туман, не сбивался с тропы только потому, что ноги привычно ощупывали дорогу. Иначе легко можно было наступить на подвижный камень и, соскользнув с него, подвернуть ногу. Хвала Всевышнему! Мы так и не дошли до ледника. Уро остановился у стены из серых валунов. Я не сразу понял, что она была воздвигнута людьми. Вначале отдышался, перекусил и лишь потом пошёл посмотреть, чем заняты горцы.
Я видел головы Уро и Туна за стеной. Поднялся и с удивлением обнаружил, что стена – это только часть странного сооружения вроде лабиринта, сложенного из камней до груди взрослого человека, а кое-где и выше. Лезть через те валуны не стал. Пошёл искать вход. Обнаружил его сразу: не такой уж и большой оказалась эта постройка, как с первого взгляда. У входа стояли козлы-заграждение, составленные из корявых веток, связанных верёвками. Стояли они чуть в стороне, но закрыть вход ими можно было быстро. Я попробовал приподнять их, пошатал и пришёл к выводу, что хоть сейчас можно смело использовать козлы для пиления дров. Неужто горцы намерены каким-то чудесным образом заманить в лабиринт горных коз?