В Межкраевой школе НКВД преподаватель по следственному делу во 2-й группе, где я был партгруппоргом, фамилии его я не знаю, по моим выводам, является несомненным участником подготовки и использования в своих враждебных партии и Советской власти целях проходившей массовой операции среди националов. На каких подозрениях основаны мои выводы в отношении этого человека?
Почему он не учил нас как следует следственному делу, а уже тогда учил нас как составлять протоколы показаний обвиняемых и за логически построенный протокол ставил лучшие пометки. Мы тогда в школе дрались за лучшие показатели и писали эти протоколы. Вот на каких подозрениях основаны мои выводы против этого человека.
И еще один встречавшийся в моей жизни был очень загадочный подозрительный человек. Это Генрихов Иван Федорович — старый партиец с 1917-18 гг. По моим выводам, этот человек является также участником подготовки и использования проходившей массовой операции среди националов в своих враждебных партии и Советской власти целях. На каких подозрения основаны мои выводы в отношении этого человека?
В 1929-30 г. на Новый год я с товарищем, преданным партии партийцем Владимировым Георгием Владимировичем, проживающим и работающим в то время электромонтером в больнице им. Мечникова, зашли в ресторан по улице Комсомола, чтобы выпить по кружке пива. Там я случайно встретил этого Генрихова Ивана Федоровича. Подхожу к нему, чтобы поздороваться. Так он ни с того, ни с сего ударил меня по лицу, обозвал кулаком и, будучи членом Ленинградского Совета, свел меня в милицию, где по его заявлению составили протокол. На следующий день вызывают меня в милицию и этот Генрихов Иван Федорович отказался от своего заявления. Вот на каких подозренияхоснованы мои выводы в отношении этого человека. Потому что он еще в то время способен был на липовые заявления в отношении честных людей. Сам он прекрасно знал о том, что семья моя не кулацкая, так жена его родом из той же деревни, откуда и я, и сам он некоторое время жил в этой деревне.
Улик против вышеназванных лиц у меня никаких нет. Это лишь только мои выводы, их нужно проверить, но, по-моему, они должны быть верны.
Работники НКВД, я и мои товарищи Осипов, Медведев, Алпатов ни в чем не повинные люди. Нас учили, нам приказывали, и мы честно и в назначенные сроки выполняли приказания начальства, которые шли от имени решения ЦК В КП (б) и выпол нения приказа Наркома НКВД. Ну что ж, если эта учеба и приказания были преступны, не наша в этом вина, а наша общая беда»(2).
Чтож, как видно, Петька не зря в Коммунистическом вузе имени товарища Сталина учился, не зря ума-разума набирался. Богатств, правда, не нажил, как его начальники — ни китайского фарфора, ни княжеской мебели у него при обыске не обнаружили. Согласно протоколу, в мелюховской комнатенке, где ютилась жена с двумя детишками, «никаких вещей, кроме кровати и стола, нет»(3). Но зато понял задним числом поумневший Петька, что был он самым настоящим штопором, коим властолюбцы открыли бутыль