Сапожника Франкрайха, бывшего бундовца, Фигур агентом польской разведки сделал, слесаря Малиновского — террористом и диверсантом, а балерину Роговскую, давеча съездившую в Китай, превратил в японскую шпионку: для пущей доказательности взял визитную карточку какого-то портного, разрезал пополам, одну половину выбросил в корзину, а другую приложил к делу балерины — это, мол, парольный знак от узкоглазого резидента.
Посочиняв таким образом, звонил в Управу: карету мне, карету! Начальник отделения Яков Меклер, читая фигуровскую фантастику, восторгался необыкновенно. И вызывал на допрос сапожника или балерину.
Кабинет № 720, где трудилась «бригада смерти» внушал ужас: «из-за стены часто приходилось слышать нечеловеческие стоны и крики, что как будто они там кого резали»(6). Сидевший радом сотрудник Утикас, вздрагивал от доносившихся воплей, жаловался: «Вот каждый день так с утра до ночи, даже неприятно:(6).
А творилось в кабинете вот что: Меклер натягивал на голову узника холщовый мешок и отчаянно бил кулачищами — до тех пор, пока не подпишется под «признательными» показаниями. Если бедняга слишком истошно орал, то затыкал ему рот «тряпкой с испражнениями»(6).
Не ведал Фигур, что пока он палачествовал с Меклером, опер Мирзоев выколачивал из Ивана Чащина показания на него — так, на всякий случай, как сказал Перельмутр.
Сгарался-старался наш фантаст, а таможенником не стал. Зато попал в московский аппарат к наркому Лазарю Кагановичу: заслужил! Однако в мае 1938 года загремел, как говорится, под фанфары: сначала Мигберт, очутившись на Лубянке, заявил, что, будучи британским шпионом, завербовал Фигура в «Интеллид-женс сервис», а потом и Шапиро-Дайховский под пытками подтвердил слова Мирона Исааковича.
Привезли печального арестанта в Питер под конвоем. Начальник отдела Лернер усмехнулся: ну давай, фантазируй — тебя ведь недаром Пушкиным прозвали. Делать нечего — начал сочинять:
«Впервые я был завербован в японскую разведку в 1921 году резидентом этой разведки Чащиным Иваном Васильевичем. В 1927 году я связался с агентом германской разведки Паршиным Федором Николаевичем, доверенным германской концессионной фирмы в Ленинграде «Бергер и Вирт» и был им перевербован в пользу германской разведки. В 1937 году о моей предательской работе стало известно бывшему начальнику XI отдела УНКВД ЛО Мигберту, агенту английской разведки. Последний воспользовался этим и перевербовал меня для антисоветской шпионско-диверсионной деятельности в пользу английской разведки»(7).
Медленно, ой как медленно придумывался донос на самого себя, выводились дрожащим пером буковки, высыхали нечаянные капли фиолетовых чернил. Шел последний спектакль с участием драматического артиста Фигура. Уже опускался черный занавес и потусторонний голос вещал из тьмы: «какою мерою мерит человек, такою отмерят и ему».