Чертеж Ньютона (Иличевский) - страница 109

1546–1614 или Huckleberry Finn, 1886–1952; затем поливал камень кефиром, месяца за два камень покрывался лишайником, после чего отец вез памятник на кладбище и устанавливал его над импровизированной могилкой. Делал он это ради удовольствия через пару лет взять под Пасху кого-нибудь из друзей и с бутылочкой винца поехать помянуть любимого персонажа, например Санчо Пансу. «Что может быть интересней планеты, заселенной литературой?» – пожимал плечами папаня и принимал из горла полбутылки.

В один из приездов я попал под горячую руку, когда отец был озадачен проблемой Эммауса больше, чем обычно. На звание реального Эммауса, как известно, претендуют три места в окрестностях Иерусалима, и для обоснования подлинности каждого есть три теории разной степени достоверности. Сам отец склонялся к той, что отождествляет с Эммаусом античные руины в парке Британия. Идея состояла в том, чтобы суметь в один световой день после Пасхи дойти от Иерусалима до Латруна и тут же успеть вернуться до заката, чтобы подтвердить правдоподобность евангелического повествования. Я едва выжил в результате такого марш-броска. У Латруна дорога от побережья на Иерусалим разветвлялась с древнейших времен. Какой именно путь выбрали апостолы, неизвестно, поэтому отец предполагал усреднить усилия тем, что от Иерусалима мы шли вдоль 1-го шоссе, а возвращались по 431-му. Под конец я так умотался, что, в самом деле явись передо мной сейчас Христос, я принял бы его за видение. По дороге отец объяснял всю важность эксперимента, который мы предприняли: «Эммаус – место первого причастия во Вселенной. Место это обязано обладать особенной аурой». Привыкший к вечному поиску отцом «мест силы», суждение о которых он выносил благодаря многочасовым медитациям (научился у Беллы), я пожал плечами: «Как вообще можно не узнать человека, рядом с которым провел столько времени?»

Отец был уверен, что Эммаус – это особая точка географии, в которой свершается некое преображение сознания, открывается новое зрение. Заглянувшие в ковчег жители Бейт-Шемеша погибли, ибо увидели пустоту. Главная тайна Вселенной всегда колеблется между «есть» и «нет». Если Господь существует, тайна тут же оказывается утрачена. Если нет, происходит ровно то же самое.


«Не очень понятно, почему Иерусалимский храм не попал в список чудес света. Вероятно, римляне всерьез опасались прославиться как варвары. Основание Храма в два раза превосходило площадь афинского Акрополя. Паломники перед Пасхой приходили в Иерусалим и селились кто побогаче – на постоялых дворах в самом городе, кто победней – в палатках, к северу от Голгофы, близ Дамасских ворот, где, кстати, было самое уязвимое – ибо плоское – место, неизменно избиравшееся во все века вражескими армиями (свирепыми ассирийцами, беспощадными вавилонянами, методичными римлянами) для сосредоточения осадных сил. Перед Пасхой паломники огромным лагерем, вторя временам Исхода, проведенным на Синайском полуострове, жили под городскими стенами, обитали вместе с предназначенными к закланию агнцами, с клетками голубей, запасами мацы. Вероятно, с тех пор туризм и пикники с барбекю, благоухающим почти так же, как жертвенник в Храме, стали национальным досугом, выражением любви к обетованной и обретаемой земле. Настанет время, и толпа ручьями потянется к купелям близ Гихона, чтобы ритуально очиститься и подняться к Храму в сопровождении блеяния, хлопанья крыльев, взмахов пальмовых ладоней, пения псалмов, бряцания по сухожилиям арфы под присмотром римской и храмовой полиций».