его поначалу встретили с восторгом, для экспертизы собрались в доме секретаря фонда, писателя Уолтера Безанта, – и, ровно когда часы пробили полночь, Шапира театрально выложил на стол для обозрения обрывки пергамента и оторвал зубами кусочек, чтобы ученые мужи смогли убедиться в подлинности манускриптов, словно это был не пергамент, а золотые монеты, проверяемые на зуб. Но среди присутствовавших находился знавший Шапиру по Иерусалиму картограф Клод Кондер, который не слишком доверял иерусалимскому антиквару: когда-то тот был посредником в переговорах с бедуинами, взявшими в заложники одного из членов
PEF, и переговоры закончились трагически – англичанин был убит, а деньги, переданные Шапире для выкупа, исчезли. Это поразительный и подозрительный по своей правдивости факт, но так вспоминает Кондер в своей книге. Он работал в Моаве и полагал, что глинистые пещеры там сырые, так что сохранность в них манускриптов и тем более тканей, в которые они были обернуты, казалась ему невероятной.
Сделка с Британским музеем была на мази, дочь Шапиры потом вспоминала наивные мечты, которым предавались члены семьи: мол, они не только будут жить во дворце, но еще и построят прекрасную лечебницу с садом для прокаженных или даже купят всю Палестину. И тут в Лондоне возник Шарль Клермон-Ганно, давний недоброжелатель нашего героя, и объявил в печати, что Шапира использовал старинные синагогальные кожаные свитки и затем обрезал нижний край свитка, обработав его химическими реактивами. 23 августа Мозес Шапира написал Давиду Гинзбургу, главному эксперту Британского музея: «Вы сделали из меня дурака, опубликовав и выставив на обозрение рукописи, которые, оказывается, считаете фальшивыми. Не думаю, что я смогу пережить этот позор».
На этом приключения Шапиры завершаются, след его манускриптов теряется, а сам он никогда больше не вернется в Иерусалим к семье, потому что в марте 1884 года застрелится в дешевом отеле Роттердама.
О рукописях Шапиры вспомнили после того, как в 1947 году в Кумране были найдены «свитки Мертвого моря» – еврейские манускрипты времен Второго храма, в прекрасной сохранности и притом обернутые в полотно. Это была крупнейшая археологическая находка XX века. Вот тогда некоторые ученые и стали считать исчезнувшее «Второзаконие» Шапиры подлинным. Однако проверить это утверждение можно будет тогда и только тогда, когда свитки предстанут перед мировым сообществом экспертов.
В чем суть истории Шапиры? В том, что я нашел один из фрагментов его «Второзакония» в Пузырьке. Это случилось после того, как Шимон Леви попал в госпиталь, и иногда мне казалось, что я езжу к нему в Эйн-Карем не только потому, что этот городок почитался отцом местом избавления, но и потому, что мне отчаянно хотелось сообщить следователю, что отец и махинации с древними рукописями не имеют между собой ничего общего. Обрывок свитка я передал совету