Империя, которую мы потеряли. Книга 1 (Афанасьев) - страница 34

Тот факт, что и после 1991 года у нас построилось нечто подобное описанному выше — говорит о том, что в российском обществе так и не решены некие базовые проблемы и их нерешенность раз за разом напоминает о себе. Такой проблемой, на мой взгляд, является отсутствие уважения к закону, которое красной нитью проходит через всю историю России. Подмена закона административным давлением, рейдерство — это все оттуда. Пока мы не научимся уважать закон — мы так и будем бродить в потёмках.

1.5. Истинное положение крестьян в Российской Империи в период с 1861 по 1917 год. Иждивенческое государство

Говоря о русском крестьянстве — если мы хотим действительно серьезного разговора, а не бреда как плохо жилось при Царе и как хорошо при Сталине — надо понимать, что истинных данных о том, как жилось крестьянам — у нас практически нет. Причин тут две. Первая — многое из того, что у нас есть, собрано интеллигенцией, а она уже тогда стояла в жесткой оппозиции режиму, и собирала сведения не для того чтобы понять, а для того чтобы судить. Вторая — сами крестьяне делали всё, чтобы скрыть свое благосостояние, и на то были причины. Первая — только в 1903 году отменили круговую поруку, то есть уплату податей богатыми за бедных. То есть, если ты показывал, что ты не нуждаешься, на тебя взваливали выплаты за соседей — кому это надо? Но и после 1903 года ситуация не изменилась — дело в том, что нищим было быть выгоднее, так можно было получать ссуды и продовольственную помощь, а так же списание долгов. О конкретных схемах поговорим ниже, пока скажу лишь одно — ни государственная статистика, ни воспоминания истинное состояние дел в деревне не отражают.

Ну и… крестьяне были не дураки и прекрасно понимали смысл задаваемых им вопросов: если правительство поймёт, что они не бедствуют — обложат налогами. Так что врали все.

Из книги «Из записок агронома» Аннина

… К сожалению, с первых же шагов пришлось столкнуться с недоверием к нашему брату: «статейщикам», «грунтовщикам». Всем было ясно, что сведения собирались для целей оценки, поэтому такое отношение являлось вполне естественным. В начале получение достоверных данных было делом крайне нелегким. Иногда ответы крестьян доводили прямо до отчаяния, поражая своею несообразностью; особенно с инородцами трудно было иметь дело. Если начнешь спрашивать одного хозяина, он показывает так, как есть в действительности, но когда их соберется десяток-другой, разговор принимает совсем иной оборот. Спрашиваешь, например: «Сколько высеваете ржи на душу?» Отвечают: «Десять пудов». «Сколько нажинаете на душу?». — «Один овин». — «А сколько намолачиваете с овина?» «Пуда три». И как ни убеждаешь, что этого не может быть, что это — явная нелепость, они стоят на своем. «Но ведь тогда незачем и сеять?» — «Да и действительно, — говорят — незачем; если мы и занимаемся земледелием, то только потому, что отцы и деды им занимались, а что выгоды нет никакой, одни убытки