При этом Герцен не отрицал необходимости борьбы рабочих за свои права — но посмотрите, скольких подводных камней удалось бы избежать и нам и всему миру, сколько трагедий не произошло бы, если бы международное социалистическое движение возглавил Герцен, а не Маркс. Теория Маркса — несравнимо более жестка, конфликтна и кровава — причем история ХХ века подтвердила правоту как раз Герцена, предвидевшего и развал общества в результате революции, и то что революция будет являться не однократным историческим актом, а будет порождать все новые и новые вспышки враждебности в постреволюционном обществе.
В 1855 году в Лондоне проходит конгресс участников революционных событий 1848 года. На нем Маркс предпринимает попытку выгнать Герцена из оргкомитета, обвиняя его в том что он «русский (!!), который во всем, что писал, поддерживает Россию». Энгельс заходит еще дальше и обвиняет Герцена в том, что тот пытается взять под контроль международное рабочее движение с целью реализации планов панславизма и создание в Европе славянской федерации через серию революций.
Когда другие участники отказались исключить Герцена из комитета, Маркс вышел из него сам со словами: «Я не хочу никогда и нигде фигурировать рядом с Герценом, так как не придерживаюсь мнения, будто старая Европа должна быть обновлена русской кровью».
Вообще, в 1855 году в Лондоне конфликт Маркса и Герцена вышел на международный уровень. Некий марксист Головин написал письмо в газету «Морнинг эдвертайзер», в котором заявил что Герцен не имеет права представлять Россию, потому что он жид. В ответ — британские социалисты опубликовали в редакционной статье в «Пиплз пейпер» отповедь, в которой было заявлено, что Герцен является самым выдающимся из русских эмигрантов и выдающимся деятелем европейской демократии. На митинге, посвященном событиям 1848 года, Маркс и Энгельс отказались выступать ввиду того, что британцы явно встали на сторону Герцена. Митинг прошел блестяще. По воспоминаниям В. А. Энгельсона «Когда Герцен явился на трибуне, рукоплескания и одобрительный крик усилились до того, что он некоторое время не мог говорить; глубоко тронутый, он три раза поклонился публике, гром рукоплесканий удвоился и вдруг сменился совершенной тишиной».
На этом митинге Герцен сказал, явно адресуясь Марксу: «Мне стали ставить в укор любовь мою к славянам, мою веру в величие их будущности, наконец, самую мою деятельность… Доселе никогда еще не требовали ни от одного выходца или изгнанника, чтобы он ненавидел свое племя, свой народ». Речь неоднократно прерывалась аплодисментами, о ней напечатали Таймс и многие европейские газеты.