И как проявило себя общество?
В апреле 1906 года, на третьем партийном съезде кадетов, когда кто-то объявил, что совершено покушение на жизнь московского генерал-губернатора Дубасова, ряд делегатов съезда встретили это сообщение аплодисментами.
А вот Ариадна Тыркова-Вильямс, школьная подруга Н.К. Крупской, член ЦК партии кадетов. Ее можно назвать «бабушкой русской демократии» по аналогии с Брешко-Брешковской, бабушкой русской революции. Ее путь начинался с ареста за участие в той самой первой политической манифестации 1900 года, а закончился в 1962 году в Вашингтоне. Между этими двумя событиями — и переправка Искры в Россию под платьем, и цензура, и депутатство в Петроградской городской думе в 1917 году, и ОСВАГ. Она собственными глазами видела всё, о чем мы можем только читать.
Давайте ее послушаем.
…
Так же было и с патриотизмом. Это слово произносилось не иначе, как с улыбочкой. Прослыть патриотом было просто смешно. И очень невыгодно. Патриотизм считался монополией монархистов, а все, что было близко самодержавию, полагалось отвергать, поносить. В пестрой толпе интеллигентов было большое разнообразие мнений, о многом думали по-разному, но на одном сходились: “Долой самодержавие!”.
Это был общий лозунг. Его передавали друг другу, как пароль, сначала шепотом, вполголоса. Потом всё громче, громче. Правительство могло бы без труда справиться с немноголюдными революционными организациями, не будь они окружены своеобразной питательной средой. Заговорщиков прятали, поддерживали, им сочувствовали. Радикализм и бунтарство расплывалось в повальную болезнь. Революция содержалась, действовала на деньги буржуазии. Террористам давали деньги богатые текстильщики, как А.И. Коновалов и Савва Морозов, чайные миллионеры вроде Высоцких, титулованные дворяне, чиновники, доктора и инженеры с большими заработками, большие дельцы, банкиры.
…
За долгие годы разобщения между властью и наиболее деятельной частью передового общественного мнения накопилось слишком много взаимного непонимания, недоверия, враждебности. Правительство и общество продолжали стоять друг против друга как два вражеских лагеря.
Русская оппозиция всех оттенков боялась компромиссов, сговоров. "Соглашатель, соглашательство" были слова поносительные, почти равносильные предателю. Тактика наша была не очень гибкая. Мы просто перли напролом и гордились этим.
…
В результате в Думу все шли как на бой. Вместо того чтобы думать о предстоящей общей государственной службе, о государственном строительстве, думали о том, как больнее уязвить противника. А ведь вокруг выборов сосредоточилось все, что было в стране сколько-нибудь живого.