— Главное, помните: вы всегда контролируете ситуацию. Тревога не возьмет над вами верх, если вы сами ей это не позволите, — говорит она мне.
Когда я покидаю последнее занятие с Джессикой, она прощается со мной своей привычной фразой.
— Дух сильнее тела, — говорит она, постукивая себе по лбу. — Дух сильнее тела.
Эли наблюдает, как вечерами я лежу на диване и концентрируюсь на дыхательных упражнениях. Его присутствие провоцирует волны тревоги, с которыми мне приходится бороться постоянно, усмиряя каждый позыв интенсивным дыханием. Мне кажется, что я плохо стараюсь, что веду себя, как жертва в осаде, которая знает, что силы ее закончатся раньше, чем у врага, и поражение неизбежно. Но все-таки продолжаю делать упражнения. Тревога так до конца и не уходит, но теперь я хотя бы могу держать ее на расстоянии и постоянно приглядывать за тем, чтобы она не подкралась и не застала меня врасплох.
Иногда по ночам я лежу в полусне, переживая жуткую галлюцинацию, в которой одеяла и простыни пытаются поглотить меня. Я выскакиваю из кровати и прячусь в кухне, пока не отступает ощущение, что на меня нападают, хотя чувство, что даже сам воздух пытается меня удушить, никуда не девается. Кажется, что комната гнется и вертится в попытках меня раздавить; даже стул подо мной не выглядит надежным. Такое чувство, что на земле для меня нет убежища. Какое же это проклятие — не чувствовать себя в безопасности даже в собственном теле, когда все вокруг идет не так. Мое тело должно быть моей главной опорой, но вместо этого оно превратилось в моего худшего врага и постоянно меня предает.
Эли видит, что я переживаю панические атаки, но не понимает, что происходит. Вероятно, он считает, что я схожу с ума и что в себя уже не приду. Однажды в июне он не возвращается домой с работы, и, когда я пытаюсь дозвониться ему по телефону, он не берет трубку. Я жду до позднего вечера, но он так и не объявляется, так что я в итоге звоню его матери, чтобы спросить, не знает ли она, куда он подевался, но прежде, чем я успеваю задать вопрос, она холодно произносит:
— Эли не придет сегодня домой.
— Что вы такое говорите?
— Я говорю, что он больше не хочет с тобой жить. И не хочет с тобой разговаривать.
Я в шоке вешаю трубку. Я звоню тете Хае, которая уже в курсе происходящего. Она говорит, что моя свекровь считает, что Эли надо со мной развестись, потому что я не способна к соитию. Я не могу взять в толк, как Эли мог прийти к такому импульсивному решению, как он мог принять сторону матери, даже не поговорив сначала со мной.