Я слышу, как Эли говорит по телефону с матерью в соседней комнате. И втайне улыбаюсь сама себе. Видимо, он все-таки не сдержался. Вскоре он заходит в столовую, садится рядом со мной на диван и кладет руку мне на живот.
— Она рыдала, — шепчет он. — Она так счастлива, ты бы слышала. Она думала, этот день никогда не наступит.
Ага. Потому что мне восемнадцать, и у меня осталась лишь пара лет фертильности. Она думала, что мы не сможем «решить» нашу проблему, пока мне не исполнится сорок. Что ж, Хая забеременела в шестой раз в сорок два года. Я презрительно качаю головой. Ну и парочка: Хая и моя свекровь — две паникерши.
— Знаешь, — медленно произносит Эли, — раз ты теперь беременна, значит, ты чиста. Типа на следующие девять месяцев. Тебе не нужно будет ходить в микву. Я смогу все время к тебе прикасаться.
Я прыскаю от смеха:
— Так вот чему ты так радуешься? С каких пор тебя заботит миква? Мне же туда ходить, не тебе.
— Я знаю, — говорит он, — но ты же вечно говоришь, что терпеть ее не можешь. Я радуюсь за тебя.
За себя он радуется. Он только что познал радость секса, и впереди у него девять месяцев без ограничений. Покой нам только снится.
8
Справедливость торжествует
Талмуд утверждает, что даже Бог молится. «И как же звучат его молитвы? “Да восторжествует Мое милосердие над Моим же правосудием!”»
СОКРОВИЩНИЦА ЕВРЕЙСКОГО ФОЛЬКЛОРА, под ред. Натана Осубеля
Я решаю, что в нашей квартире в Вильямсбурге растить ребенка нельзя. Она слишком маленькая; здесь нет места ни для кроватки, ни для игрушек. Я мечтаю о собственном дворике с деревьями; я избалована детством, проведенным пусть и в городе, но зато в частном доме со своим садом, а не в многоэтажках, где жили многие мои подруги.
Как же я устала от жизни в Вильямсбурге. Поверить не могу, что до сих пор вынуждена терпеть все эти взгляды и кривотолки, бесконечные соседские сплетни и невозможность сохранить хоть что-нибудь в узком кругу. Мы даже не можем выбраться в боулинг, не опасаясь, что за нами не последует какая-нибудь любопытная кумушка. Я на это не подписывалась. Я ждала от брака большей свободы, но в Вильямсбурге даже взрослая замужняя женщина живет под тем же пристальным вниманием, что и в детстве. Даже Эли не по себе от тесноты Бруклина; там, где он вырос, люди живут не так скученно. Приставив ухо к стене, там не услышишь, как соседи ругаются из-за продуктов.
Я постоянно думаю о том, как бы изменить наши жилищные условия. Эли с трудом приспосабливается к переменам; по натуре он совсем не склонен рисковать. Неделями я веду подготовительную работу, напоминая ему, как утомительна его двухчасовая дорога на работу и как сильно это скажется на времени, которое он сможет проводить с малышом. Все его братья и сестры живут на севере, отмечаю я. Здесь его ничто не держит.