говорит об этом? Как этот вопрос решается с раввинической стороны?
Но в Торе, похоже, не сказано, что делать с мужчиной, который хочет заниматься сексом с детьми. Там сказано о том, как быть с мужчинами, которые занимаются сексом с другими мужчинами, и с теми, кто занимается сексом с животными. Это непростительные грехи. Но о насилии над детьми там ни слова.
Когда за столом я озвучиваю свое негодование, Эли пытается мне все разъяснить. Он говорит, что в древние времена люди женились очень рано. Тогда не существовало такой же четкой границы между детьми и взрослыми, как сейчас. Женщин выдавали замуж с девяти лет — был ли реальный смысл в таких условиях устанавливать законы против сожительства с детьми? Социального табу на это не было.
Нынче все такие уязвимые, говорит он с сарказмом. Сейчас тебя считают ребенком до того момента, пока тебе не исполнится восемнадцать, — и ты внезапно сразу взрослый? Условности, заявляет он, презрительно отмахиваясь рукой. Остальные согласно ему вторят. Я смотрю, как мужчины прихлебывают куриный суп, который я с такой любовью варила сегодня утром, кидают нут и ломтики редиски к себе в тарелки и перемешивают их с лапшой и тыквой. Они едят мою еду за моим столом, но я все равно что невидимка. Женщине не место в разговоре. Она должна подавать еду и убирать со стола.
Я смотрю в свою тарелку и чувствую, что щеки у меня краснеют от неловкости. Эли вечно выговаривает мне за то, что я слишком распаляюсь за столом в шабат. Почему тебя все так злит, все время ноет он. Другие женщины себя так не ведут. Ты не можешь просто расслабиться?
Но я волнуюсь. Я волнуюсь, что никто, кроме меня, не воспринимает ничего всерьез. В Талмуде сказано: «Если не я, то кто? Если не сейчас, то когда?» Если я во всем следую советам раввинов, разве не должна я следовать и этому стиху?
Кажется, что беременность только усугубляет мою тревожность касательно всего на свете. Чем больше я узнаю об ужасах мира, в котором живу, тем сильнее сомневаюсь, хочу ли растить в нем ребенка. Всего пару лет назад ни о чем подобном я даже не слышала; лишь недавно я обнаружила, сколько опасностей в нем таится, но до сих пор не разобралась, как успешно между ними лавировать. Как же мне уберечь от них ребенка?
Через пару недель в центре местных сплетен оказывается собственный брат Эли. За столом в шабат все только о нем и говорят. Всем известно, что он уже три года тайком встречается с сефардской[223] девушкой из Вильямсбурга, но об этом узнал ее отец и теперь не выпускает ее из дома.
Мой деверь Йосси — главный смутьян в своей семье, плохиш, который курит Marlboro и пререкается с отцом, коротко бреет бороду и прячет пейсы за уши. Он неуправляем, и все от этого в ужасе.