Мы с Баби складываем белье в спальне, когда до нас доносится зов Зейде, голос которого едва пробивается сквозь гул полощущей стиральной машины.
— Фрайда, в печке сидит пирог? Я чувствую запах гари.
Баби возмущенно цокает, устремляясь в кухню.
— Какой пирог? Уж не думаешь ли ты, что у меня есть время печь пирог на исходе шабата? Когда бы я успела его замешать, скажи-ка мне, уж не за те ли десять минут, что прошли с тех пор, как ты произнес авдалу? До или после того, как я загрузила белье в стирку?
Я иду за Баби на кухню и вскоре вижу то, от чего включилась пожарная сигнализация. Норковая шапка на голове у Зейде задорно дымит и потрескивает, должно быть, она занялась от огарка. Ничего не замечающий Зейде отдыхает в кресле, все еще принюхиваясь к свече.
Баби бросается к нему, раздраженно ворча.
— Муж мой, это штраймл[100] твой горит, не пирог, — шипит она, и, прежде чем Зейде успевает возразить, мех уже недовольно трещит в раковине, его шипение медленно затихает под струей воды из-под крана.
— Видишь, Зейде? — говорю я с улыбкой. — Ты настолько святой, что даже штраймл твой воспылал.
Позже этот съежившийся комок, насквозь мокрый и взъерошенный, лежит на обеденном столе — свидетельство религиозности и рассеянности Зейде, двух его качеств, которые многие сочли бы равнозначными. Я с удовольствием пересказываю этот случай всем своим двоюродным сестрам, с которыми от хохота случается истерика, стоит им только представить Зейде, невинно сидящего за кухонным столом, пока на голове у него бодро пылает штраймл.
В воскресенье Зейде отправляется за новым, сердито ворча из-за цен (от двух тысяч долларов и выше), и запрещает Баби выбрасывать обгоревший, надеясь, что его можно как-то восстановить. Тут подшить, там подбить, говорит он, может, хорошенько расчесать, и я снова смогу надеть его в шабат. Баби смеется, потому что штраймл настолько опален и испорчен, что его явно больше не надеть, и, когда дядя Товье увозит Зейде в шляпную лавку, она засовывает пострадавший головной убор в черный пакет и выносит его в мусорный контейнер возле строительной площадки через дорогу.
Зейде возвращается домой с новой шляпой, куда более высокой, чем те, что были у него раньше, потому что так сейчас модно, однако мех норки слишком сильно блестит, и видно, что он выбрал модель подешевле. Дорогие штраймлы выглядят мягче, натуральнее, а у этого вид жесткий и кичливый, совершенно не подходящий к характеру Зейде.
— Только на свадьбы буду его надевать, — говорит он и убирает шляпную коробку на самую высокую полку шкафа в гостиной, пряча ее за другими шляпами.