Моше ковыряется в щитке, пытаясь отыскать в темноте нужный выключатель. Наконец из лампочек, торчащих между трубами в потолке, изливается слабое рыжее сияние и освещает сырой подвал. Груды хлама обретают очертания — дряхлые чемоданы, сложенные друг на друга, древняя коляска без одного колеса, старые матрасы — и в дальнем углу ящик с вином.
Даже с включенным светом видно плохо, и я достаю бутылку за бутылкой в поисках неуловимого бургундского, а Моше помочь и не пытается, только расхаживает у меня за спиной.
Кажется, я нашла нужное вино, бургундское Kedem с желтой этикеткой. Я прищуриваюсь, чтобы убедиться, что это оно, затем протягиваю бутылку Моше:
— Вот оно. Отнеси наверх. Я погашу свет и запру за нами.
Моше забирает у меня бутылку и ставит ее на пол.
— Что ты делаешь? Здесь же бетонный пол! Ты так бутылку разобьешь! Вот Зейде разозлится. — Я тянусь за бутылкой, но Моше перехватывает мои запястья. — Что… что ты делаешь? — У меня срывается голос.
Я чувствую, что он толкает меня к стене, и не сопротивляюсь — руки мои парализованы от шока. На пальце все еще висит тяжелая связка ключей. Моше так близко ко мне, дышит мне в лицо томатным соусом, его тело неожиданно кажется большим и крепким. Он сильно и больно сжимает мне запястья, и кажется, что руки мои вот-вот переломятся как прутики. И это у меня, способной поднять огромный кондиционер на целый пролет лестницы.
Я нервно хихикаю. Я изучаю его лицо, чтобы понять, что он глупую игру затеял — этот плохиш, которого вышибли из ешивы, решивший припугнуть меня в подвале. Но на лице его нет привычного шкодливого выражения. Челюсть напряжена, глаза сужены.
Я поднимаю колено, чтобы пнуть его, но он прижимает мои ноги к стене своими толстыми бедрами, придавливает меня всем своим весом. Одной ладонью он придерживает мои руки у меня над головой, а другой нащупывает молнию моего домашнего платья. Он дергает ее вниз резким движением, и я рефлекторно сгибаюсь в попытке прикрыться, в этот раз с криком:
— Перестань! Пожалуйста, перестань! Что ты делаешь? С ума соше…
Моше затыкает мне рот, и я чувствую соленый вкус его пота. Чувствую, как он толкает меня на пол — одна ладонь у меня на плече, другая на талии. Я вспоминаю про связку в своей руке и обращаю ее в дело: бью Моше ключами в таз, слепо тычу ими в него.
Острый конец ключа натыкается на мягкую складку его живота, и я вдавливаю в нее ключи и проворачиваю их. Моя кисть — единственная часть тела, которая хоть как-то может двигаться, и я изо всех сил работаю ею, даже когда слышу его ругательства у себя в ухе. Он корчится всем телом и слегка отступает, пытаясь нащупать орудие в моей руке. Я тихо рычу, резко и глубоко втыкая ключ ему в пах, и тогда он отпрыгивает от меня, с воплями хватаясь за свою промежность.