?
Все, что ты в этом мире считаешь своим, на самом деле тебе не принадлежит, говорит Зейде. В любой момент у тебя могут все забрать. Так себе утешение — знать о том, что мое скромное имущество кто-то может выкрасть посреди ночи. Родитель, брат, дом, платье — все это тоже имущество, и в долгосрочной перспективе оно ничего не значит. Зейде говорит, что знает об этом, потому что ему известно, каково это — потерять вообще все. Он говорит, что единственная ценная вещь, которой можно завладеть при жизни, — это менухас нефеш, глубокое внутреннее умиротворение, которое затмевает все даже перед лицом гонений. Наши предки были так сильны, что сохраняли спокойствие даже в тяжелейших обстоятельствах; изуверские телесные пытки и неописуемые страдания так и не смогли поколебать их безмятежное состояние духа. Если ты веришь, говорит Зейде, то тебе по силам осознать, насколько бессмысленна жизнь — в широком понимании. С божественной точки зрения наши страдания ничтожны, но если душа твоя настолько озабочена земным, что ты не видишь дальше собственного носа, то никогда не познаешь счастья.
Где отыскать этот внутренний покой, который ничто не сможет поколебать? Мир вокруг меня настолько реален и осязаем, что мне не устоять, а небеса совсем не кажутся заманчивой перспективой.
На этой неделе для Моше наконец подобрали возможную пару. Зейде в восторге от того, что кто-то заинтересовался внуком, на которого он уже практически махнул рукой. Но, когда мне звонят от имени этой девушки и расспрашивают о его характере, я не пою ему похвалы, как велит обычай. Напротив, я бесстыже попираю традиции и называю его паршивой овцой, чокнутым, шлехтер[114]. И когда дедушка узнает, что я наделала, он усаживает меня перед собой, чтобы отругать, но не успевает он закончить, как я бью руками по столу и разражаюсь слезами.
— Что? Что это еще такое?
— Он хотел… Он пытался… — Но я не знаю, что именно он пытался сделать. Я сдаюсь и выхожу из-за стола, хоть и слышу, что он зовет меня обратно. Но я не обязана рассказывать, если не хочу. Сейчас я могу просто уйти.
Зейде просит тетю Хаю пообщаться со мной, и с помощью ласковых слов ей удается меня разговорить, и я рассказываю ей о случившемся, не все, но достаточно, чтобы лицо ее исказилось от ярости. Она тихо бормочет:
— Звери. Они просто звери.
— Кто?
— Мальчишки. Парни. Уж не знаю, как Зейде взбрело в голову поселить его в одном доме с тобой.
В итоге Моше обручается с девушкой из Израиля. Всем известно, что шидух с израильтянами — это последний вариант. Отцы в Израиле так бедны, что готовы выдавать своих дочерей за кого угодно, будь он платежеспособен. Моше придется переехать в Израиль и поселиться рядом с семьей своей жены, и я больше никогда его не увижу.