Некоторые девушки закатывают рукава и штанины своих купальных костюмов и загорают на расстеленных на горячем бетоне полотенцах, пытаясь уловить хоть парочку лучей, проникающих сквозь высокое заграждение вокруг бассейна. Грозные кирпичные стены затеняют почти всю зону для купания. Ко второй неделе смены почти все подрумяниваются — кажется, все, кроме меня, не способной добиться от своей болезненно-бледной кожи даже легкого золотистого отлива. Лейеле становится смуглой и бронзовой, а у меня из достижений только шершавые коленки и россыпь веснушек на носу.
Я тут же набираю замечания, потому что опаздываю на шиур (ежедневную проповедь), и получаю выговор за то, что клюю носом во время молитвы. Единственное здание на нашей территории, где есть шанс не свариться от жары, — это гигантская столовая, в которой посменно питается весь лагерь. В столовой помещается примерно полторы тысячи человек, и ее потолок исполосован жужжащими кондиционерами, которые гоняют благословенный прохладный воздух по всему необъятному помещению.
Мы молимся вслух до и после еды, а одну из девочек ставят к микрофону. Все лето я жду, когда вызовут меня, но такая работа — только для приличных девочек. Я пробуюсь на главную роль в пьесе и сражаю вожатых своей громкой и четкой дикцией, но мне достается лишь мелкая роль, а крупные отходят к Фейге и Мириам-Малке, благовоспитанным девочкам, у которых влиятельные отцы. Возможно, если бы Зейде принимал больше участия в моих делах, то здесь со мной обращались бы получше, зная, что есть перед кем держать за это ответ. Но Зейде в таких вещах не разбирается, и поскольку вожатые знают, что им ничто не грозит, то они не особо заботятся о моем довольстве. Изредка, когда я прошу, Баби присылает мне гостинцы с пятничным автобусом на Катскилл, но они даже близко не похожи на те полные сладостей посылки, которые получают другие девочки. Она присылает завернутый в фольгу бисквитный пирог и сливы. Ну да, это лучше, чем ничего. Так хоть видно, что кому-то есть до меня дело, что я не хуже прочих.
Этим летом Милка и Фейга моются вместе, и все остальные в классе шепотом о них судачат. Лейеле пересказывает мне вульгарные байки о двух девушках в купальниках, которые плещутся в ванне за закрытыми дверьми. Однажды ночью, пока НоСы болтают снаружи, а остальные спят, она заползает ко мне в кровать, кладет ладони на мою грудь и предлагает мне потрогать свою, чтобы узнать, у кого больше. Конечно, больше у нее, и она бахвалится этим, словно выиграла в каком-то конкурсе — тоже мне, повод для гордости. На вторую половину смены я перебираюсь на другую кровать. Я выбираю место над Фримет, которая ведет себя тихо как мышка, если только не рыдает в подушку — тогда она издает тонкий скрип, как скрипят резиновые колесики на игрушечной машинке.