— скромной еврейской версией вышибал. Ревун воет то ближе, то дальше, звучит то громче, то тише и шуршит помехами. Звук доносится из мегафона. Мы с Голдой выглядываем из травы и видим, как мистер Розенберг, один из немногих мужчин среди сотрудников лагеря, а также миссис Хальберштам, толстенная директриса лагеря в халате и тюрбане, прокладывают путь по полю. У миссис Хальберштам в руке мегафон.
Мы с Голдой озадаченно переглядываемся. Нам следует встать? Или лучше залечь пониже? Зачем они пришли?
— Мейдлех![119] — трещит голос миссис Хальберштам в старом мегафоне. Это она нам! — Выходите с поля, девочки. Выходите сейчас же.
Теперь мне ее видно — щеки идут пятнами от жары, глаза превратились в щелочки. Дальше она не идет, но понятно, что она нас видит. Похоже, что у нас проблемы, потому что мы не там, где должны быть. Или, может, они опасаются клещей. Траву здесь едва ли стригут.
Мы с Голдой плетемся с поля. Мы стараемся натянуть на свои физиономии невинные выражения, сжимая зубы, чтобы не расхихикаться. На лице у миссис Хальберштам написана паника, что ей совсем не идет. Мистер Розенберг в гневе, глаза его распахнуты и сверлят нас, клочковатая рыжая борода стоит торчком. Они молча выпроваживают нас с поля.
Я не могу взять в толк, почему двое главных сотрудников лагеря отправились наказывать нас за такое мелкое нарушение.
На границе поля они останавливаются, и миссис Хальберштам разворачивается, чтобы что-то нам сказать, а мистер Розенберг позади нее являет собой безмолвную поддержку — маниакальный взор устремлен на нас, руки с дикой скоростью крутят огненно-рыжие пейсы, выдавая его ярость.
— Что вы там делали? — задает вопрос миссис Хальберштам.
— Ничего. Просто трепались, — непочтительно отвечает Голда. Она вообще не боится старших, особенно тех, у кого нет над ней власти. В конце дня она вернется в другой лагерь и отвечать там будет совсем перед другими людьми.
Миссис Хальберштам злится.
— Ты вообще представляешь, как это выглядело со стороны? Да что с тобой не так? Представляешь, что люди о тебе подумают? Хочешь, чтобы тебя домой отправили?
Я совсем ничего не понимаю. О чем она вообще? Голда выглядит так, будто получила пощечину.
— Слушайте, мы правда просто разговаривали. Мы подруги. Мы не виделись все лето. Она из другого лагеря, — говорю я, пытаясь успокоить миссис Хальберштам.
Директриса замолкает и смотрит на Голду. К ней подходит мистер Розенберг. Они о чем-то шепчутся.
— Это правда? — спрашивает она у Голды, и Голда кивает в ответ.
— Раз вы хотели поговорить, то зачем ушли так далеко в поле? Вы что, не могли за столом для пикников посидеть? Или хотя бы в поле, но там, где трава подстрижена? Это говорит о том, что вы не просто поболтать сюда пришли! — торжествующе объявляет миссис Хальберштам.