— Я была в нем на своей свадьбе. Мне его подарила твоя танте[169], женщина, в честь которой тебя назвали. Надень его сегодня.
У меня никогда не было украшений из настоящего золота. Я аккуратно защелкиваю застежку на шее и поворачиваю колье так, чтобы кулон оказался точно в ямке между ключицами, целомудренно скрытыми воротом моей голубой шерстяной водолазки.
Зейде поднимается домой, чтобы принарядиться, — Баби уже выложила на диван его лучший габардиновый пиджак. Он надевает начищенные туфли для шабата и новенький штраймл. Я рада, что сегодня он решил надеть именно новый. Раньше он надевал его только на свадьбы. Должно быть, он считает сегодняшнее событие важным, раз вопреки обыкновению так заботится о своем внешнем виде.
Хая и Товье приезжают к половине седьмого, Хая в своей лучшей накидке с меховой оторочкой для шабата, с нарумяненными щеками и в самом светлом своем парике. Он обильно сбрызнут лаком и спереди уложен в высокий жесткий начес. Я встревоженно приглаживаю волосы. Вероятно, мне тоже следовало бы воспользоваться лаком.
— Ты готова? — бодро спрашивает она.
— А куда мы? Я думала, бешоу будет тут, в столовой.
— Нет, мамеле, мы пойдем домой к Хави. У нее больше места. — Баби втискивается в свою дубленку. — Мы готовы.
Тетя Хави живет всего в пяти кварталах от нас, так что на машине Товье мы не едем. Ну и зрелище, должно быть, мы являем собой — идущие шеренгой из пяти человек, мы занимаем всю ширину тротуара. Я соединяю рукава своего пальто, чтобы согреть руки в получившейся муфте, и ежусь от январского мороза. Все так целеустремленно шагают вперед, что я едва поспеваю, стараясь придать шагам уверенность, цок, цок, цок, но где-то на Марси-авеню теряю свой кураж, начинаю дрожать от холода и слышу, как тихий стук моих каблуков выбивается из общего ритма.
Еще квартал, и все. Что, если они уже там? Что, если у меня колени подогнутся, когда я войду в гостиную? Мне уже виден дом Хави, из его окон льется свет. Я уверена, что ноги у меня трясутся, но, взглянув на них, убеждаюсь, что с виду они в полном порядке. Мгновение я любуюсь своими узкими щиколотками, прежде чем горечь снова подступает к горлу.
Я решаю, что не буду смотреть на него в упор — на моего будущего жениха, но поскольку я не знаю, где он будет, когда мы войдем, я притворюсь скромницей и не стану смотреть вообще ни на кого, а только в пол.
Дом Хави светится теплым желтым светом настенных бра. «Их еще нет», — говорит она из окна, завернувшись в тюль, чтобы спрятать лицо от прохожих. Но ее фигура все равно отбрасывает тень — ее очертания видны сквозь полупрозрачную ткань, и мне хочется попросить ее отойти от окна, чтобы не создавать впечатления, что от восторга мы не способны усидеть на месте.