. Мнение не ждало ареста рыцарей для смятения и восстания против ордена. Оно шло дальше, нежели предварительное расследование, почти не приемлющее обвинений, выдвигаемых общественным гласом. Что же касается определенных разоблачений, не говоря уже о показаниях, данных приором Монфокона и флорентийцем Ноффодеи, заточенных в тюрьму за преступления, высказывания которых по праву подпадают под подозрения, другие более достойные изобличения совершались достаточным количеством дворян и простолюдинов; отдельные из них принадлежали к ордену: эти данные собирает Ногаре, тайно приказывая их хранить у Корбея (Corbeil), дабы они служили свидетельствами
[961]. Итак, несмотря на все предпринятые предосторожности, глаз правосудия следил за всеми таинственными практиками задолго до ареста виновных. И все же, террор бдел при вратах капитулярных залов, гарантируя орден от опасности и разоблачений. Посвящаемые предупреждались, что разглашение тайны оплачивалось свободой или даже жизнью: здесь, поистине, заключалась одна из глав обвинения (art. 69), удостоверенная многочисленными показаниями и воспроизведенная в булле об упразднении
[962]. Теперь понятно, почему среди стольких посвященных в секрет братьев было так мало тех, кто ему изменяли.
Молчание, соблюдаемое исповедовавшимися братьями, объясняется равно полностью естественным образом. Орден располагал собственными Тамплиерами-священниками, облеченными всяким наставлением в культе; одна из статей публичного статута позволяла рыцарям исповедоваться только у священнослужителей ордена. Это было лишь дополнительным допущением, обратившимся в обязательное правило, на что указывает статья 73 обвинительного акта[963]. Значит, не стоило опасаться того, что исповедующийся брат мог раскрыть заблуждения, в которых сам являлся сообщником. Впрочем, такой брат мог целиком рассчитывать на папское отпущение, ему обеспеченное в отношении исповеди рыцарей, в полномочиях равных епископам[964]. Если некоторые обвиняемые утверждали, что исповедовались у других пастырей, минуя священников своего ордена, то можно справедливо предположить, что эти несчастные ссылались на свои так называемые исповеди лишь с целью смягчить ответственность за заблуждения, в которых должны были признаться[965].
Мы полагаем, этого достаточно, чтобы установить, что большое число членов ордена в последние годы его существования подчинялись определенным уставным статьям, держащимся в секрете и не утвержденным Святым Престолом; и именно в силу этой таинственной конституции осуществлялись приемы в орден.