Тогда нельзя относить эти странные практики на счет частных заблуждений или увлечений юности: для них необходимо искать более обоснованную причину; должно видеть, что они подлинно разоблачают скрытую доктрину, ересь. Следовательно, с того времени как орден или, по крайней мере, большая часть его членов стали использовать при принятии или на заседаниях генеральных капитулов религиозные обряды, практики и церемонии, отличные от ритуалов, признанных и разрешенных Церковью, то эти обряды, практики и церемонии очевидно заключали в себе ересь, что хорошо поняли отцы Вьеннского собора и суверенный понтифик в булле “Vox in excelso”[966].
Добавим, что по всей вероятности секретное учение не передавалось целиком и с первого раза новым адептам. Согласно мнению, опровергаемому Мюнтером, но защищаемому Грувеллем, в ордене существовало несколько последовательных степеней посвящения, второй или третий обет[967]. Это предположение недостаточно обосновано документами, но зато оно разрешает несколько трудностей, в том числе неведение, в котором, кажется, пребывали определенные рыцари и братья-сержанты относительно секрета ордена и степени его тяжести, что отмечается в признательных показаниях: одни ими даны по всем обвинительным основаниям; другие – только по определенному их числу.
Впрочем, те же самые из них, кто, несмотря на столько доказательств и признаний, упорствовали в отрицании солидарности всего ордена в ересях, вменяемых многим из его членов, кто отклонял столько свидетельств, объявляющих, что гетеродоксальные практики предписывались в порядке орденского пункта, уставной обязанности, должны были, по крайней мере, признать бесспорный факт: большое развитие и подобие данных практик. Каким образом в столь различных местах и разных эпохах, друг друга не знавшие люди могли подчиняться тем же самым заблуждениям, и как последние смогли неявно объединить стольких высокопоставленных лиц в общей идее их навязывания? Это подобие, это единство, по меньшей мере, доказывали предварительное согласие, образованные связи, верование, изначально установленное между определенным числом сторонников. Итак, даже в этой ограниченной гипотезе всегда существовала заинтересованность поиска того, чем являлось данное верование, в том числе и для противников предположения о наличии секретного статута, предмета нашего исследования, который будет достаточно подтвержден. Столь сжатое предшествующее рассуждение приходило на ум всем, даже тем из историков, кто противоречат принятию ереси, перешедшей в состояние статута. И нет почти никого среди них, кто, пораженный ее всеобщностью, не пытался бы объяснить ее на свой лад, проникнув в ее смысл и раскрыв ее источники