В истории человеческой цивилизации такое произошло впервые. И как результат — интеллектуальный взрыв невиданной силы. Медицина и астрономия, математика и архитектура, философия и юриспруденция, греки вплотную подошли к открытию концепции эволюции, к пониманию устройства солнечной системы — всё, чем пользуемся сегодня берёт свои истоки там, в Элладе.
И недаром над входом в храм Аполлона, где хранился Дельфийский оракул, был выбит девиз, который гласил не «Бойся гнева богов», а «Познай себя».
— Знаешь что, душа моя, — начала Ида почти ласково, — ты кончай эти свои ностальгические экскурсии…
— Чего вдруг? — насторожилась я.
По обочинам шоссе тянулись дохлые подмосковные рощи, иногда на обочину выпрыгивал какой-то сарай с пёстрой вывеской, которую я не успевала прочитать. Тут же в кабину проникала вонь сгоревшего на углях жира.
— Застрянешь там. Во тьме веков. А мне придётся за тебя отдуваться в нашем прекрасном настоящем.
Придерживая руль одной рукой, она нашарила сигареты в сумке, сунула одну в рот.
— Не кури, — буркнула я, — вон заправка. У нас бензин на нуле.
— Ну ты зануда… — проворчала она, прикуривая.
Опустила стекло, выдула дым в окно. Сдвинув очки к носу, подмигнула мне в зеркало. Вот ведь стерва.
При заправке была харчевня. Перед входом стоял длинный стол из некрашеных досок и пара кривых лавок. Утоптанная в камень глина пестрела от мелкого мусора — вдавленных пивных пробок, окурков, фантиков. Если не вглядываться, то выглядело это почти красиво. Вроде мозаики. Пацан лет четырёх сидел на корточках и что-то там внизу внимательно разглядывал. Его мамаша, неопрятного вида деваха с жёлтыми волосами, собранными в хвост торчком, лениво наблюдала за ним из-за стола. С равными промежутками она отхлёбывала из пивной бутылки. После каждого глотка с отвращением морщилась, точно в бутылке был яд.
Мы с Идой устроились на другом конце лавки. Минералка и ватрушка показались нам наиболее безопасным выбором в меню.
— Стас! — позвала деваха. — Подика-сь к маме.
Мальчишка продолжал пялится в землю под ногами. На нём были шорты и грязная белая майка размера на три больше.
— Стас! Брось ковыряться в говне! — уже громче. — Мухой к маме!
Никакой реакции. Мамаша отпила пива. По шоссе с рёвом промчалась фура. Грохот стих и стало слышно как в пыльной траве трещат кузнечики.
— Я сказала! — рявкнула деваха. — А ну бегом сюда!
Пацан вздрогнул, оглянулся. Потом снова уставился в землю, тут же забыв про мать. Ещё бы — там был жук! Большой и усатый, а главное, блестящий, будто и отлитый из бронзы.