— Что такое счётчик? — повторила я в пятый раз.
Америка за пол часа не произнёс ни слова. Курил одну сигарету за другой и молчал. Мы заехали во двор, вышли из машины. За ярко освещёнными мусорными баками с трафаретными номерами виднелась детская площадка — песочница, качели с обрывками верёвок, колченогие кривые скамейки. Из распахнутого окна на втором этаже орал телевизор. Там смотрели какой-то фильм. Мы уселись в песочнице.
— У тебя есть кто-нибудь? — спросил он.
— В смысле?
— Ну кто-нибудь в деревне, в городе… родственник или… к кому можно уехать?
Он говорил странным, плоским голосом, без интонаций. Запинаясь и подбирая слова, точно на иностранном языке.
— Нет. Никого нет.
Кино на втором этаже закончилось. Пошли новости. На балконе возник чёрный силуэт с рыжей точкой сигареты.
— Собирайся и уезжай. Завтра. Прямо с утра.
— Куда?
— Куда угодно. В Рязань, в Казань.
— А деньги? Ну если достать как-то… Занять, машину продать…
Америка закрыл лицо ладонями, глухо замычал как от боли. Потом подался ко мне и заговорил быстро и нервно.
— Да не в деньгах тут дело, не в деньгах, понимаешь? Он же сам сказал — это не вас, меня кинули. Потому и счётчик. Если б ему деньги нужны были, он бы расписал долг, я бы за несколько месяцев отдал. Ну, за пол года. Я тебя уверяю, принеси мы ему вот прямо сейчас десять штук, он бы ещё что-нибудь придумал. Уверяю тебя!
— Так что ему нужно?
— Наказать. Наказать нас. Чтоб все знали, что Генрих — туз. А не сявка.
— Наказать? Как? — я рассмеялась, стараясь скрыть страх. — Как?
— Как? Как у них там… на зоне…
На втором этаже хлопнула балконная дверь. Потом погас свет.
— А если в милицию? — я схватила Америку за пальцы. — Всё расскажем, и про узбека, и про… этого.
Отчего-то произнести имя Генриха я не смогла. Америка вырвал руку.
— Ты обалдела! — Закричал. — Ну ты совсем обалдела!
Он оттолкнул меня. Понизив голос, заговорил торопливо и испуганно:
— Ты что, действительно веришь, что мусора защитят нас от Генриха? Они же все повязаны, все! Ты к ним придёшь и они тут же заведут на тебя дело. Да, конечно, на суде скостят по первоходу, влепят года полтора химии. Отправят куда-нибудь под Кинешму. Или в Богульму. А через пару месяцев найдут тебя повешенной в бойлерной и никто не станет обращать внимания на обломок заточки под лопаткой. Самоубийство — так и запишут.