К тому времени, когда я повернулась, оставалось всего два свободных табурета, не занятых ничьей задницей. На один из них сел Иван, а на другой – я, втиснувшись между ним и Руби. Я задела его локтем, когда он потянулся за рулоном бумажных полотенец, оставленных кем-то в центре острова. Когда он оторвал одно, его рука на секунду повисла в воздухе, после чего он оторвал еще одно. Как раз в тот момент, когда я отрезала кусочек лазаньи, что-то белое упало мне на колени.
Это было одно из бумажных полотенец.
– Не думала, что ты дотянешься до них, – язвительно прошептала я.
Я искоса посмотрела на него, все еще держа в руках тарелку.
– Понимаешь, это потому, что ты – коротышка.
Прикусив щеку изнутри, чтобы удержаться и не отреагировать физически, я пробормотала:
– Да, я понимаю, что ты имел в виду. – Но главное, это то, что, посмотрев на салфетку, я сказала себе, что он без всякой на то причины проявил любезность. Он не фыркнул в ответ. Я наблюдала за ним. Но я по-прежнему не знала, как реагировать на его жест, разве что сказать «спасибо», которое прозвучало почти оскорбительно без продолжения. Почти.
Я не могла поверить, что только что снова произнесла слово на букву «с». Один раз я его сегодня уже произносила. Я не хотела превышать свою квоту.
– Итак, Иван, как идут ваши тренировки? – спросила мама, сидевшая напротив нас, пока я все еще пыталась осознать, что происходит, и что я делаю, и что за игру придумал Иван ради этой дерьмовой «дружбы».
– Джесмин говорит только, что все идет хорошо.
Засунув вилку с лазаньей в рот, я бросила сердитый взгляд на маму. Капризный ребенок. Она ждала отчета, но мне нечего было ей сказать. Она просто по какой-то причине не верила мне. Она знала, что обычно все кончается тем, что я говорю ей правду.
– Тренировки идут хорошо. Мы еще не начали работать над хореографией, мы пока стараемся отработать разные подкрутки. Вероятнее всего, с первой недели июня мы начнем работать с хореографами, – просто ответил сидевший рядом со мной мужчина, положив руки по обе стороны тарелки, в одной он держал нож, а в другой – вилку.
За столом закивали, поэтому я, откусив кусок чесночного хлеба, оглядела членов моей семьи, чтобы понять, кто собирался продолжить допрос с применением мер физического воздействия. Потому что это был именно допрос, происходило именно это. Именно этого я и старалась избежать. Не имело значения, что он не был моим бойфрендом, он был просто важным человеком в моей жизни, если только не самым важным. На самом деле он, безусловно, был важнее любого из этих пустобрехов.