По движению его шеи я поняла, что он покачал головой:
– Нет.
– Прости меня, – прошептала я. – Мне правда очень жаль.
Он не произнес ни слова. Не сказал, что все нормально. Не сказал, чтобы я снова заткнулась. А мои силы иссякли, и я больше не могла спорить с ним.
Но прошло совсем мало времени, и, войдя в свою комнату в Комплексе Луковых, он осторожно – очень осторожно – положил меня на диван, так, чтобы я могла вытянуться на нем. Меня снова трясло, мне было одновременно жарко и холодно, спина болела еще больше, чем несколько секунд назад. Прикрыв руками лицо, я сдержала стон.
Вот, значит, что такое смерть. Должно быть.
– Ты не умрешь, дурочка, – сказал Иван за секунду до того, как что-то накрыло все мое тело, и за пару секунд до того, как что-то холодное и влажное легло на мой лоб.
Неужели он просто…
Да, он накрыл меня одеялом и положил влажное полотенце на мой лоб.
– Спасибо, – четко проговорила я, лежа и зная, что должна повернуть голову, чтобы посмотреть, что он сделал, но чувствуя себя совершенно неспособной на это. Позже, позже я смогу оценить, насколько он был добр ко мне. Но в тот момент мне казалось, что моя голова вот-вот взорвется.
Иван не ответил, но мне были слышны другие звуки где-то на заднем плане, и потом в какой-то момент, может быть, через несколько секунд, может быть, через несколько минут, зашевелилась моя нога. Спустя мгновение с меня сняли один конек, потом – другой. Я не просила его быть аккуратным с ними. Я молчала.
Потом он сказал:
– Сядь, Фрикаделька.
Очевидно, он не был слишком расстроен из-за меня, раз называл меня так.
Я села или, по крайней мере, попыталась сесть, но мое тело не слушалось. Оно нуждалось во многом – в отдыхе. В сне. В рвоте. В таблетке тайленола. В холодной ванне, а потом – в горячей. Во всем этом, неважно, в каком порядке.
Он издал какой-то звук, похожий на пыхтение, затем просунул свою руку мне под шею, поднимая мою голову повыше.
А потом он соскользнул на диван.
И положил мою голову… себе на бедро.
– Выпей вот это, – приказал он, когда что-то гладкое и твердое коснулось моей нижней губы.
Открыв один глаз, я увидела, что он подносит стакан к моему рту. Я потянулась к нему, слабой, чертовски слабой рукой я взяла его, потому что одно дело положить голову ему на колени, но совсем другое дело позволить ему держать стакан с водой и поить меня. Я сделала один глоток, потом еще один, мое горло сжималось при каждой попытке, протестуя от того, что оно было очень раздражено.
– Проглоти еще вот это, – сказал он потом, держа в ладони две таблетки.