– Тогда… куда мы идем?
Выражение его лица ничего мне не говорило.
– В одно место, тебе нечего бояться.
Я моргнула.
– Ты доверяешь… – Он состроил гримасу. – Неважно. Просто оденься.
Я до того устала и так паршиво себя чувствовала, что не стала спорить и задавать вопросы. Я дотащилась до комода и достала оттуда трусики и бюстгальтер, после чего почувствовала еще большую усталость. Искоса посмотрев на Ивана, я увидела, что он, сидя на моей кровати… наблюдает за мной. Я вздохнула, а он опять вскинул брови.
– Я вернусь через десять минут, – пробубнила я и, шатаясь, направилась к двери.
– Крикни, если я тебе понадоблюсь. – И после паузы: – Я уже дважды видел тебя почти голой. Ничего страшного.
Я бы поперхнулась, если бы у меня были силы, но все-таки сдержалась. Я бы также показала ему неприличный жест, но этого тоже не случилось. Все, что мне удалось сделать, это снять банный халат с крюка за дверью. Пыхтя и тяжело дыша, я направилась по коридору в ванную, которую обычно делила с Руби, когда она жила здесь. Мне понадобилось больше времени, чем обычно, и только потому, что у меня ужасно кололись ноги, я заставила себя побрить их. У меня не было сил намазать их лосьоном или чем-то еще. Я с трудом надела на себя трусики и свой удобный бюстгальтер.
Накинув халат, я собиралась завязать на нем пояс, когда у меня отказали руки. Я просто сцепила их на талии и потащилась обратно в свою комнату, снова спрашивая себя: Кто, черт возьми, эта Лейси? И куда, черт возьми, мы идем?
Только я сделала пару шагов, входя в комнату… только я увидела сидевшего на краю кровати вплотную к прикроватному столику Ивана… только я обратила внимание на то, что верхний ящик открыт… только я заметила, что он держит в руках белые листы бумаги, которые он не должен был видеть и о существовании которых не должен был знать, как Иван вскинул голову, и я увидела, я увидела, что его лицо приобрело такую окраску, которая была совсем не типична для него.
А потом он потерял над собой контроль.
– Что, черт побери, это такое? – сердито спросил он, так яростно, так энергично тряся бумагой в своей руке, что мне стало не по себе.
Всего на секунду. Тем не менее это случилось.
Выдохнув воздух, который, как я поняла, я сдерживала в легких, я просипела:
– Какого дьявола ты роешься в моих вещах?
То, что он не сразу сумел мне ответить, свидетельствовало о том, насколько он был зол.
Это была моя вина. Я знала, что он любопытен, потому что сама была любопытной. Но проклятье! Эти бумаги спокойно лежали здесь много лет.
Игнорируя мой вопрос, Иван так крепко сжал листы бумаги в своей руке, что они смялись.