Мне уже не хотелось плакать. Но я не осознавала, что еще больше мне не хотелось оставаться одной.
И я не собиралась вдаваться в размышления по поводу того, что именно Иван оказался тем человеком, который утешил меня, тем человеком, который понимал меня лучше, чем все те, кто сидел в ресторане.
Медленно и с большей робостью, чем это было необходимо, поскольку не было никакого смысла говорить о личном пространстве, когда речь шла о нас с Иваном – ведь он знал мое тело лучше, чем любой другой мужчина, и прикасался ко мне чаще, чем прикасался и, вероятно, прикоснулся бы в будущем любой другой, и обнимал меня чаще, чем кто-либо до него, – я обвила его руками за талию и обняла в ответ.
Я не благодарила его. Я подумала, что он поймет, что значат мои объятия. Спасибо тебе и большое спасибо за то, что ты – такой большой и такой чистый, мой язык ни за что не смог бы воздать ему должное. Все мои неприятности были из-за моего языка, но поступки не могут лгать.
Продолжая делать круговые движения ладонью по моей лопатке и остановившись на полпути, Иван сказал – не спросил:
– С тобой все в порядке.
Я кивнула, прижимаясь к нему, кончик моего носа касался мощных грудных мышц Ивана. Потому что со мной было все в порядке. Потому что он был прав во всем, что говорил. И я точно знала, что со мной все будет в порядке, потому что он верил в меня. Иван. Кто-то. Наконец-то.
Я втянула воздух, подавив стон, чувствуя себя дерьмово, но уже не испытывая жалости к себе. Какая-то часть моего мозга пыталась сообщить моей нервной системе, что я должна чувствовать себя смущенной, но я не смогла. Даже чуть-чуть. Я никогда не считала свою сестру слабой от того, что она плакала из-за всякой ерунды.
Отец сделал мне больно.
А Джесмин, как в детстве, так и став взрослой, никогда не знала, что с этим делать.
– Ты хочешь уйти или вернуться в ресторан? – прошептал Иван, все еще поглаживая меня по спине.
Я не думала об этом, стоя на улице и не шевелясь, только обхватив руками узкую талию перед собой. И, услышав свой хриплый и сдавленный голос, я уж точно не позволила чувству стыда овладеть мной. Может быть, во всем этом была отчасти моя вина, но и вина моего отца тоже.
– Давай вернемся в ресторан.
Иван довольно хмыкнул, не отрывая лица от моей макушки.
– Я так и думал.
– Ситуация уже неловкая, можно сделать ее еще более неловкой, – резко проговорила я, не будучи абсолютно уверенной в этом.
Грудь под моей щекой дрогнула, а потом я увидела, что Иван отклонился назад, положив свои сильные ладони мне на виски и сцепив длинные пальцы у меня на затылке. Он не моргал. Он просто с чертовски серьезным выражением лица посмотрел мне прямо в глаза и сказал: