Меня отнюдь не удивило, когда он быстро присел прямо сбоку от меня, так близко, что у меня не было никакой возможности не обращать на него внимания. К несчастью. Потому что, когда я собиралась сделать очередной наклон, он, положив ладонь мне на лоб, осторожно оттолкнул мою голову назад, так что я осталась лежать на спине.
Оглядываясь вокруг и стараясь не встречаться с ним взглядом, я сфокусировалась на потолке.
– Фрикаделька, хватит, – сказал он, не убирая ладони с моего лица.
Выждав секунду, я попыталась сделать очередной наклон, но он, должно быть, ожидал этого, потому что я не смогла оторваться от пола даже на пару сантиметров.
– Хватит, – повторил он. – Прекрати. Поговори со мной.
Поговорить с ним?
Это заставило меня посмотреть в его сторону и вглядеться в лицо, которого я не видела больше двух недель. Лицо, которое я привыкла видеть по шесть раз в неделю, но каким-то образом чаще видела семь раз в неделю, поскольку мы вместе проводили свободное время. Лицу, которое, когда я видела его в последний раз, было рядом со мной, пока я сидела в больнице на кушетке, слушая, как врач говорит мне, что в лучшем случае я смогу снова встать на ноги через шесть недель. Но никаких гарантий. У вас растяжение передней таранно-малоберцовой связки второй степени и проблемы с пяточно-малоберцовой связкой, – предупредил меня врач перед тем, как огорошить, сообщив, сколько времени мне потребуется для восстановления.
Никогда прежде восемь недель не казались мне такими долгими.
Тем более когда ты не можешь простить себя за то, что оказалась беспечной идиоткой.
Мне понадобилось собрать все свои силы, чтобы спросить его, стараясь говорить спокойно:
– О чем ты хочешь поговорить?
Он пристально посмотрел на меня своими, как всегда, яркими голубыми глазами, и, увидев, как его грудь поднимается при вздохе, я поняла, что он старается сохранять спокойствие. Он был раздосадован.
Впрочем, черт с ним, я была раздосадована не меньше, чем он.
– Я пытался дозвониться до тебя, – сказал он, как будто я не знала, что за последние полторы недели он звонил мне по крайней мере по шесть раз ежедневно. Только в этот день он звонил дважды. И, как и всякий раз, когда звонил мой телефон, я не брала трубку. Я не отвечала. Никому. Ни своим братьям и сестрам, ни отцу, ушедшему за несколько минут до моего падения, ни тренеру Ли, ни Галине. Никому.
Отвечая, я продолжала внимательно смотреть на него.
– У меня не было настроения разговаривать. Ничего не изменилось. С меня не снимут ботинок раньше, чем через два дня.
И потом, после того как врач разрешил бы мне снять ботинок, мне пришлось бы заменить его на голеностопный ортез «Эйркаст»