— Поздравляю, — механически проговорил Лютер.
— Ага, от всего сердца, — заметил Ники скорее с грустью, чем с обидой.
Повисла неловкая тишина. Ники прервал ее, вяло поинтересовавшись:
— Когда перекрасили кухню?
— Два года назад, — ответила Мария. — Человек, который делал ремонт, — прихожанин нашей церкви. Симпатично получилось, да? — Когда Ники одобрительно кивнул, она перевела взгляд на мужа, ища в нем поддержки, потом сказала: — Так какая у тебя специализация, Николас?
Где-то в глубине души Нил считал, что Ники преувеличивает, рассказывая об отчуждении между ним и родителями, однако вот, пожалуйста: он уже на втором курсе, а отец с матерью до сих пор не знают, какое направление он выбрал. Непонятно, задала ли Мария свой вопрос, потому что действительно хотела получше узнать сына, или просто поддерживала беседу. Нил надеялся на первый вариант; второй выходил каким-то уж совсем тоскливым. Пускай у его собственной матери был жесткий характер и тяжелая рука, но она любила Нила, яростно и преданно. Они были двумя половинками несчастного целого, неразлучными сообщниками.
— Маркетинг, — сказал Ники. — Двоюродная сестра Эрика работает в PR-компании в Штутгарте. Она сказала, что устроит меня в свою фирму, если я окончу универ с хорошими баллами.
— Ты собираешься вернуться в Германию? — Мария бросила на мужа встревоженный взгляд.
Подбородок Ники окаменел, и все-таки, глядя в глаза матери, он сказал:
— Да. Там у Эрика карьера. Я не вправе просить его все бросить ради меня, да и сам бы этого не хотел. Мне нравится жить в Германии, это потрясающая страна. Вам стоит как-нибудь навестить нас.
— Нас, — эхом отозвалась Мария. — Значит, вы все еще… — Она растерянно умолкла.
— Да, мы все еще вместе, — закончил за нее Ники. — Я вернулся, чтобы присмотреть за Эндрю и Аароном, а не потому, что расстался с Эриком. Я его люблю. Всегда любил и буду любить. Когда вы уже это поймете?
— Когда уже ты поймешь, что это дурно? — подал голос Лютер. — Гомосексуализм — это…
— Лютер, — вмешался Эндрю. Он больше ничего не сказал, но Лютер покосился на него с опаской.
— Я его люблю, — решительно повторил Ники. — Неужели для вас это ничего не значит? Почему вы не можете порадоваться за нас? Почему не даете ему ни единого шанса?
— Мы не можем потворствовать греху, — сказала Мария.
— Вы не обязаны любить грех, но вам ведь полагается прощать и любить грешников. Разве не в этом суть веры?
— Суть веры в том, чтобы следовать заповедям божьим, — отрезал Лютер.
— Но человек не бывает однозначно плохим или хорошим, — жалобно проговорил Ники. — Я тоже не такой и таким не буду. Зачем вы нас позвали, если опять заводите старую песню?